– Выражение? У меня ноги замерзли.

– Ноги? – Он посмотрел вниз, на ее лаковые ботинки. – Конечно, холодно в таких башмачках. Может, зайдешь на кафедру, я тебе чая налью?

Они прошли через желтые ворота, и Надя, сделав несколько шагов, остановилась. Каждый раз, когда она заходила сюда, ей хотелось замереть и как следует почувствовать этот мир, не упустив ни одной детали. Надя часто думала, как странно, что она ни разу не увидела в их дворике Лялина…

Осенью она встретила здесь Весина. Бывший ректор сидел на лавочке, сложив руки на груди. По его взгляду было видно – Николай Сергеевич не замечает происходящего вокруг. Нового ректора выбрали спустя два года после того, как Надя закончила учебу. Весин продолжал руководить кафедрой творчества и казалось, потеря руководящей должности его нисколько не тяготит.

– А… Это же… вы? – произнес он, когда Надя подошла ближе. – Помню-помню. Садись, посидим. Стихи пишешь?

– Пишу.

– Молодец. А что с работой?

Надя рассказала про издательство.

– Это хорошее место. А как начальник? Трудно, наверное, с Кубениным? Мы раньше часто пересекались…

Весин снова задумался, потом, словно что-то вспомнив, резко встал со скамейки.

– Пойду. До свиданья, роковая женщина.

– Почему роковая?

– А как же? За что ты нашего Лялина обидела? Он на тебе жениться хотел, а ты исчезла. Или он, подлец, все же тебя обманул?

Надя удивленно посмотрела на Весина.

– Жениться? Он? Нет… Это все я…

Николай Сергеевич покачал головой и повернул к корпусу заочного отделения. Надя смотрела на фигуру уходящего ректора, чувствуя странное оцепенение, пронзившее ее от головы до ног. У нее даже появилась мысль подняться на кафедру, найти Лялина. Но тогда она просто вышла за ворота. С тех пор во двор Надя не заходила.

Она посмотрела вокруг. Возле крыльца весело переговаривались и курили озябшие студенты, молодой человек в серой куртке читал книгу, стоя возле памятника Герцену. Мимо, не замечая их, прошел озабоченный Кручинин в своей неизменной синей шапочке.

– Ну вот, ты улыбнулась, – повернулся к ней Лялин.

– Мне здесь хорошо, – ответила Надя.

В книжной лавке ничего не изменилось. Та же дверь, коридорчик, ступеньки. Лялин подошел к полке с современной поэзией.

– Что-то я не вижу. А, вот, Милютина. Значит, фамилия у тебя та же, или это псевдоним?

– Та же, а почему должна быть другая?

– Ну мало ли… «Холодно крылу в рукаве»? Ничего, хорошее название.

– Это строчка из стихотворения.

– Подпишешь?

– Конечно.

На кафедре никого не было. Лялин нажал кнопку белого чайника, и скоро комната наполнилась скрежетанием закипающей воды. Когда он снял куртку, Надя увидела на нем синий свитер с колосками, который она любила раньше.

– Ты что так смотришь?

– Да вот, это же тот свитер или новый такой же?

– Тот. Не люблю менять вещи, я к ним привыкаю. А тебе в джинсах не холодно? – он протянул руку к ее талии.

– Холодно, – ответила она, отодвигаясь.

– А что же, любовь юных поклонников не согревает?

– Ты хочешь поговорить о моих поклонниках?

– Я пошутил.

– Шутка не удалась.

– Старею.

Лялин разлил закипевшую воду по чашкам.

– Но к чаю только конфеты есть, я же не знал, что ты придешь. Хотя я могу на кафедре литературы спросить, у них кажется остались соленые огурцы.

– Узнаю родной Лит! – улыбнулась Надя. – Обойдемся конфетами. А у тебя как дела?

– У меня тоже скоро выйдет книга. Исследование поэтов второго ряда начала века.

– Двадцать первого?

– Двадцатого, конечно. Все никак не привыкну к новому времени.

– Я, если честно, тоже, это я так…

– Пошутила?

– Пошутила.

Когда Надя собралась уходить, она написала в своей книге: «Дорогому мастеру с любовью».

– Вот, только прочитай потом, хорошо?

– Хорошо.

Лялин положил книгу в карман куртки.

– Чтобы не потерять. Я провожу тебя до метро.

– Нет. Проводи меня до ворот. Ты останешься здесь, а я пойду дальше.

– Думаешь, так будет лучше?

Надя не ответила и толкнула дверь кафедры. Когда они спустились во дворик, уже стемнело. Возле ворот Надя повернулась к нему:

– Ну пока?

– До свиданья, – ответил он.

Надя вышла на Бронную. Ярко горели фонари, мимо, разбрызгивая снег, проехала машина. Она медленно шла вдоль ограды, не оборачиваясь. Внутри нее словно зажегся какой-то новый огонь, но она еще не понимала, это пламя несет боль или тепло. На ближайшем перекрестке Лялин догнал ее.

– Ты что, так и уйдешь? Когда мы наконец встретились? Но почему? Дай мне хотя бы свой телефон!

– У меня старый телефон. Или ты его потерял?

– Я его помню. Ты же меня заблокировала.

– Да. На старом телефоне. Тот еще кнопочный был…

– Скажи, если ты так хочешь уйти, или – у тебя кто-то есть, наверное, да? – он с отчаяньем посмотрел ей в лицо.

– Нет.

– Да? Ну, может, ты бы тогда… Ко мне придешь? Или посидим где-нибудь? Ну скажи мне, если тебе все равно, почему у тебя такое лицо?

– Какое еще лицо?

– Как будто тебя кто-то обидел.

– Я приеду в субботу, – бросила Надя и пошла вперед.

– А адрес? – крикнул Лялин.

– Я помню, – обернулась она.

36. Лучшие времена

Надя попросила Лялина, чтобы он ее не встречал, ей хотелось дойти до дома одной. В Замоскворечье шел сильный снег. К метро спешили пешеходы, норовившие побыстрее укрыться в вестибюле, войдя, они топали и отряхивали пуховики, шубы и пальто. Наде же наоборот хотелось поскорее выйти на воздух, в метель. После расставания она старалась обходить их места, но воспоминания приходили будто бы сами собой, проводя ее знакомыми улицами, переулками и дворами. Запах листьев, воды или свежеиспеченного хлеба, колокольный звон, громыхание трамвая, все это оживало в памяти, словно они гуляли здесь только вчера.

Накануне ночью Надя проснулась и долго думала об их встрече на бульваре, о разрыве. Память, словно кинопроектор, показывала все слова и детали, которые она сумела сохранить. Может быть, не стоит идти к нему? Надя никому не рассказала, что встретила Лялина, даже Марине.

Заснув под утро беспокойным сном, она проснулась около полудня, когда времени на раздумья уже не осталось. Утром Надя ясно поняла, что ужасно хочет его видеть. Впервые она призналась себе в этом. Ведь столько раз пыталась убедить себя, что их отношения – лишь болезненная случайность, морок, подобный тяжелой простуде, переболев которой, человек обретает пожизненные антитела. Все ее защиты и убеждения рассыпались в пыль от его голоса и легкого прикосновения.

Надя подошла к подъезду и набрала код. Дверь открылась, и она снова увидела плитку на полу и ведущие вверх ступени. Дверь в квартиру была приоткрыта.

– Проходи, –