друзей появились замечательные портреты. «Я выберу Маринин снимок для надгробного памятника», – любил повторять Антон.

Пока подруга настраивала технику, Надя осмотрелась. Высокие серые стены прятали ухоженный сад с кирпичными тропинками, поднимавшимися в гору. Ограду с внутренней стороны обвивал декоративный виноград, его красные листья, подсвеченные солнцем, переливались словно драгоценные камни. В клумбах из кирпича, составляющих округлый узор, росли подстриженные кипарисы, красные кусты и цветы с широкими листьями, названий которых Надя не знала. Возле правой стены царственно разросся шиповник, увешанный крупными красными ягодами. Часть садика пряталась в тени из-за высоких кленов и каштанов. Надя подобрала большой желтый лист, похожий на растопыренную ладонь.

– Ну что, пойдем наверх? Я готова, – сказала Марина, разобравшись с техникой.

Сверху открывался вид на Хохловский переулок и Ивановский монастырь. Сад окружала старая застройка, совсем рядом с зеленым домом Морозова стоял желтый трехэтажный особнячок, его верхний этаж и покатые крыши были почти на одном уровне с верхней площадкой сада. Отсюда хорошо просматривались ветшающие красно-белые палаты Украинцева, чей полукруглый фасад бережно повторял изгиб переулка.

Погода стояла совсем летняя, и если бы не желтые листья, обсыпавшие улицы, можно было подумать, что сейчас нежаркий августовский день. Надя любила московские осенние краски, пронзительные березы, огненные клены и прозрачные липы. Марина выбрала место рядом с оградой, в гуще красных листьев. Сделав несколько фотографий, подруги поменялись местами, теперь фотоаппарат держала в руках Надя. Через несколько кадров, глядя в объектив, она заметила мелких насекомых, которых становилось все больше. «Какие-то мушки вокруг тебя», – сказала Надя, отрываясь от видоискателя. И увидела, как снизу, из-под Марининых ног поднимаются тонкие осы. «Осы! Бежим!» – Надя разом вспомнила все страшные истории о потревоженных осиных гнездах. Побросав букеты из листьев, они помчались в нижнюю часть сада.

– Кто бы мог подумать, что в центре Москвы в октябре мы попадем в осиное гнездо, – засмеялась Марина, когда стало ясно, что опасность миновала и насекомые за ними не гонятся.

– Да, это было неожиданно, – согласилась Надя. – Мне не понравилось. Хорошо, что они сонные.

Когда подруги устали от позирования, они сели на широкий, нагретый осенним солнцем бортик одной из клумб.

– Как будто первое сентября, – Надя повернула лицо к солнцу и зажмурилась, – помнишь?

– Да, хорошее было время, – отозвалась Марина, листающая снимки на экране фотоаппарата. – Ты про Вадима ничего не слышала?

– Ничего нового.

– Жалко его. Мы когда еще с Мишкой ездили к нему – такая тоска.

После того, как Анохина рассталась с Ветровым, она, пытаясь спастись от неразделенного чувства, почти сразу же вышла замуж за одноклассника, но после года совместной жизни бежала из семейного гнезда с намерением больше никогда не вступать в брак. Однако клятву свою нарушила, но не сразу – за своего второго мужа Марина согласилась выйти, лишь когда их сыну Марату исполнился год. С будущим отцом своего ребенка Стасом Марина познакомилась в ТАССе, где работала корректором, а он корреспондентом. Тогда же она снова начала общаться с Ветровым. Надя даже некоторое время подозревала, что ребенок все-таки Мишин, но – нет, Марат был маленькой копией мужа подруги. Зато теперь Миша и Марина при встрече вели себя как старые друзья, и посторонний вряд ли бы догадался, что их связывает нечто большее, чем просто дружба, печальная тайна, известная только им двоим, тайна, раны от которой уже перестали болеть, но все равно не исчезли.

– Все эти домишки, магазин, безлюдье какое-то кругом. – продолжала Марина. – Что там еще делать, кроме как пить? Вроде и хочется Ваде помочь, а как…

– Не надо было ему уезжать, – Надя подобрала сухой скрученный лист. – Лучше бы Барсуков уехал.

– И не говори. А чего ты его вспомнила?

– Не знаю. Я с тех пор о нем ничего не слышала.

– Ой, да хоть бы вообще пропал, не жалко. Занял у тебя десять тысяч и забанил, нет, ну он вообще нормальный?

– А по-моему, очень даже. Неплохая месть, разве нет?

– За твой отказ? Интересно, долго ли думал, фантаст хренов. Ну и пусть сидит себе один, как дурак…

– Кстати, Ася тоже исчезла.

– Да она просто ушла из тусовки. И писать перестала. Устроилась продавцом в цветочный магазин, собирает букеты и счастлива.

– Может, еще вернется?

– Может, и вернется. Скажи лучше, как твоя книга?

– В типографии. Паша обещал, на той неделе можно будет забрать.

– Здорово. Я тоже начала свою составлять, может быть, к весне выйдет. Слушай, а вот эта как здорово получилась! Можно взять на обложку, – Марина склонилась над фотоаппаратом. – Жаль, у нас в Лите не было таких фотиков… Ты чего?

Надя вспомнила, что у нее осталась лишь одна фотография с Повелителем, где они стоят рядом – общая, после защиты дипломов. Они много фотографировали друг друга в Париже, но вот попросить кого-то запечатлеть их вместе не пришло в голову. Общее фото Надя несколько лет держала в ящике стола, потом достала и поставила на полку с книгами. Но даже сейчас старалась на него не смотреть.

– Ничего. Задумалась просто.

Когда Надя с Мариной вышли из Морозовского сада, они поднялись вверх по переулку, потом прошли по узкой лестнице между двух домов, сделали несколько кадров возле большого дуба, качавшего под солнцем золотыми и зелеными листьями, и вышли на Покровский бульвар. Фонари казались прозрачными, переулки, залитые солнцем, светились, отражая лучи. Наде казалось, что прохожие специально замедляют шаг, чтобы дольше побыть на осеннем тепле.

На Хитровской площади они сели на почти теплую лавочку. Марина убрала фотоаппарат в сумку.

– Как там у Фета?

…А голос лета прожитого

Яснее понимаем мы.

– Почитай мне что-нибудь про осень.

– Свое или классику?

– Все, что вспомнишь.

И они стали читать, сначала Надя, потом Марина. У них даже появились слушатели, сперва на лавочку ближе к ним пересела старушка в темном плаще, потом подошла девушка с коляской, за ней молодая пара.

– Надо будет в другой раз деньги за выступление собирать, – смеялась Марина, когда они шли к метро.

– И книги продавать!

Надя несла желтый кленовый лист. Москва улыбалась и поворачивалась к солнцу всеми улицами, переулками и площадями.

32. Глаза-колокольчики

Поднявшись из метро, Надя посмотрела по сторонам, перешла трамвайные пути и повернула налево, к ярко-розовому особнячку. Она шла делать татуировку, иногда останавливаясь, чтобы прочитать Маринины подбадривающие сообщения. Надя уже точно не помнила, что именно привело ее к этому решению, но через несколько часов у нее на плече должны были появиться два маскарона – те самые, в которых они