Слова доктора гремят в голове Элинор, ударяясь о стенки черепа. У сэра Чарльза влажные губы. Свет настольной лампы делает их блестящими. Ощущая привкус горечи, она смотрит на язык доктора, прижатый к зубам: розовый, похожий на сырой стейк. Этот язык выплескивает бесполезные слова о катастрофе, постигшей их дочь.

– Нам необходимо понять, как вообще у Мейбл могла появиться эпилепсия, – говорит Эдвард с побелевшим от напряжения лицом. – Я всегда был склонен считать… Полагаю, вам известно направление моих исследований… Так вот, я всегда считал, что возникновение подобных болезней напрямую связано с наследственностью. Однако в обеих наших семьях не было больных эпилепсией.

Он смотрит на Элинор, и она вновь мысленно спрашивает себя, верит ли муж, что она сказала правду и что у них в роду действительно не было эпилептиков.

– Конечно, я знаком с направлением вашей работы, профессор Хэмилтон. Разумеется, прямая связь с наследственностью существует, однако, как ни печально, мы не всегда знаем причину возникновения болезни. По нашему мнению, может быть целый ряд причин: шок или испуг. Возможно, даже страх, испытанный матерью еще до рождения ребенка. Тяжелые роды, неблагоприятная обстановка в семье. Иногда причина попросту неизвестна.

– Значит, причина может и не скрываться в дефектных генах? – запинаясь, спрашивает Эдвард. – Стало быть, не существует причины, из-за которой наш сын или даже последующие дети могут непременно оказаться эпилептиками?

– Нет такой причины. Но простите, я думал, что это как раз область вашей компетенции.

Эдвард ерзает на сиденье кресла и что-то бормочет себе под нос.

– Но каким бы серьезным ни было положение, вы наверняка можете чем-то помочь нашей малышке, – говорит Элинор. – У современной медицины должны быть более действенные лекарства, нежели эти ужасные соли бромида. До сих пор они ничем не помогли Мейбл. От них ее тошнит. Каждый прием – с криками и слезами.

Доктор смотрит на Элинор, постукивая ручкой по записной книжке:

– Миссис Хэмилтон, это лишь ранние стадии болезни Мейбл. Я советую совместными усилиями принять все меры, чтобы ее нынешнее состояние не усугублялось и не вело к дальнейшему ухудшению. Но должен вас предупредить: прогноз неутешителен. Уверен, что вы меня правильно поймете: Мейбл больше не может жить дома.

Элинор видит, как сэр Чарльз и Эдвард переглядываются. Может, они уже обсуждали этот вопрос? В душном кабинете вдруг становится жарко. Сэр Чарльз продолжает:

– Вашу дочь необходимо как можно скорее поместить в соответствующее заведение, где она будет ограждена от назойливого внимания посторонних и получит самое современное лечение и помощь.

Он говорит медленно, терпеливо, словно перед ним маленький ребенок, не блещущий умом.

Элинор поворачивается к Эдварду, но тот бесстрастно смотрит прямо перед собой.

– Какое еще заведение? – слышит она собственный голос и чувствует струйку пота, стекающую по спине.

Она думает о работе Эдварда, обо всех лекциях Евгенического общества, которые посещала. И теперь она вдруг видит неизбежную практическую сторону евгенических идей. Она снова смотрит на Эдварда, однако тот упорно отводит глаза.

Сэр Чарльз тоже смотрит на Эдварда и как будто ждет разрешения говорить открыто. Эдвард кивает.

– Неподалеку от того места, где вы живете, в графстве Сассекс есть колония для эпилептиков. Туда легко добраться из Лондона, и я там бываю регулярно. Мейбл продолжала бы лечение под моим наблюдением. Поверьте, это единственное решение. Лечение ребенка-эпилептика – это не только прием лекарств. Жизнь в тихой, спокойной обстановке, где нет телесных наказаний, является ключом…

– В нашем доме спокойная обстановка! – восклицает Элинор. – И Мейбл никогда не подвергалась телесным наказаниям!

Сэр Чарльз поднимает руку:

– Я ни на мгновение не сомневался, что так оно и есть. Но для многих наших пациентов, выросших не в столь… благородных и просвещенных семьях, телесные наказания, увы, не редкость. Я всего лишь пытаюсь рассказать вам обо всей атмосфере колонии, оптимально приспособленной для больных эпилепсией, будь то взрослый или ребенок.

Элинор открывает рот, собираясь возразить, но Эдвард сжимает ее кисть.

– Прошу вас, продолжайте, – говорит он.

Сэр Чарльз складывает руки.

– Как я уже говорил, медицина и лекарства – это лишь часть общей картины. Есть множество других важных факторов. Не последнюю роль играет поддержание здорового состояния пищеварительного тракта пациентов. Запоры – враг, и потому необходим регулярный прием слабительных в сочетании с клизмами и водными процедурами. Столь же важна простая, здоровая диета. Пищи не должно быть слишком много. У эпилептиков есть склонность к перееданию, что пагубно сказывается на их желудках.

– Но дома у Мейбл вполне здоровая диета, – начинает Элинор.

– Дорогая, прошу тебя, позволь уважаемому доктору договорить.

Она замолкает. От пережитого унижения у нее вспыхивают щеки.

– Миссис Хэмилтон, я ни на мгновение не сомневался, что вы проявляете поистине образцовую заботу о Мейбл. Однако существуют весьма специфические аспекты, касающиеся эпилептиков и их диеты. Позвольте вам объяснить. Источником нервной энергии являются преимущественно белковая и азотистая составляющие пищевых продуктов. – Он сурово смотрит на Элинор, и она делает вид, будто целиком понимает слова доктора. – Проще говоря, такие субстанции, как протеины, энзимы и прочие, которые вырабатывает печень в результате взаимодействия с элементами и субстанциями, содержащимися в перевариваемой пище, приобретают особую значимость, когда мы вводим в организм лекарство. К примеру, когда мы сочетаем контролируемую диету с солями бромида, результаты гораздо лучше, чем если бы мы не ограничивали потребление обычных хлоридных солей. Аналогичным образом, когда бромиды применяются в сочетании с беспуриновой диетой, благотворные результаты весьма заметны.

– Беспуриновой? – спрашивает Эдвард.

– Я говорю о продуктах, где пуриновые или аллоксуриевые тела отсутствуют или содержатся в незначительных количествах. Речь о веществах, которые производят избыток мочевой кислоты; например, алкоголь, хотя, естественно, к Мейбл это никак не относится. Но помимо алкоголя сюда же относятся сладкое мясо, печень и бифштекс. Иными словами, уважаемые супруги Хэмилтон, в отличие от вашего дома, в колонии Хит мы способны так сбалансировать диету, чтобы максимально усилить действие принимаемых лекарств.

Элинор молчит. Она в замешательстве. Она парализована перспективой отправки Мейбл в какую-то колонию. У нее леденеет разум при мысли, что ее маленькая дочь окажется в колонии людей с преступными наклонностями, природа которых была так наглядно изложена в лекциях Эдварда на эту тему. Каждая клетка ее тела вопит: нет, нет, нет! Как она выдержит разлуку с малышкой? А как это выдержит сама Мейбл? Такое просто немыслимо.