– Конечно, я понимаю. Тогда, быть может, в другой раз.

Он говорит что-то еще, однако его слова тонут в звуках саксофона и настраиваемой виолончели.

– Придется отложить наш разговор на потом, – со смехом говорит Марсель.

После короткой паузы музыканты начинают играть первую танцевальную мелодию этого вечера.

– Время танцевать! – возбужденно выкрикивает Роуз. – Давай, Элли, потанцуй со мной!

Она протягивает руки. Элинор протягивает свои и чувствует, что тоже смеется. Роуз наклоняется к ней:

– Элли, я знала, что он тебе понравится. Просто знала.

– Доброе утро, дорогая.

Здороваясь с женой, Эдвард слегка опускает газету и смотрит на Элинор поверх страниц. Он приятно удивлен, что она принесла с собой Джимми.

– И тебе доброго утра, маленький человечек, – говорит он, опуская газету еще ниже. – Решил с нами позавтракать, малыш?

Из-за преждевременного появления на свет Джимми, которому почти четыре месяца, несколько меньше, чем дети в этом возрасте. Но это не мешает ему быть живым и подвижным. Его большие глазенки жадно оглядывают еду на столе, а ручонки молотят воздух, словно ему не дождаться момента, когда можно будет схватить тост.

– У мисс Хардинг сильно разболелась голова. Я рекомендовала ей полежать пару часов, поэтому Джимми сегодня завтракает с нами.

Элинор садится, усаживая сына на колени. Джимми немедленно тянется к ее ножу. Элинор подает ему чайную ложку, и малыш тут же засовывает ее в рот. Сама Элинор выглядит бледной и уставшей. Наверное, ей сначала нужно поесть, а потом Эдвард поделится с ней своим замечательным планом привлечь ее к исследовательской работе.

– Ты хорошо спала? – спрашивает он и возвращается к газете, просматривая заголовки иностранных новостей.

«Первое воззвание президента США Г. Гувера»… «Ужесточение наказаний за нарушение „сухого закона“»… «На предстоящих всеобщих выборах в Италии фашистской партии предсказали внушительную победу»… «Интервью Троцкого в Турции»… «231 миля в час – рекорд скорости на суше!»… Двести тридцать одна миля в час! Господи, водителю нужны прочнейшие шоферские очки и стальные нервы. Эдвард встряхивает газету и переворачивает страницу.

– Плохо, – вяло отвечает Элинор на вопрос мужа.

– Вам апельсинового сока или кофе? – спрашивает Элис, входя в столовую вместе с миссис Фолкс.

– Мне то и другое. И тосты с медом. – Элинор передвигает Джимми, убирая его руки от кофейной чашки.

– А позвольте мне взять малютку, чтобы вы спокойно позавтракали, – предлагает миссис Фолкс, протягивая к ребенку руки. – Думаю, мы с миссис Беллами управимся с ним на кухне.

– Вы согласны? Спасибо за любезность. Это всего минут на двадцать.

Едва дверь закрывается, Элинор поворачивается к мужу:

– Мне нужно кое о чем с тобой поговорить.

Резкость ее тона заставляет его оторваться от газеты и взглянуть на жену. Она сидит как изваяние. Кажется, еще вчера вечером, приехав из Лондона, он заметил, что с ней что-то не так. Его двухнедельное отсутствие явно не переполнило ее сердце любовью, что бы ни утверждала глупая поговорка. Ему отчаянно хотелось прийти к ней на ночь, но он решил этого не делать. Скорее всего, напрасно. Он почему-то не догадывался, что Элинор жаждет близости с ним. Но если так, почему бы не сказать об этом вслух? Почему он вечно должен догадываться? А эти женские намеки всегда такие запутанные. Они и раньше сбивали его с толку. Женщины – сплошная загадка. Ничего, как только она начнет помогать ему в исследованиях, у них появится больше тем для разговоров. И они станут больше времени проводить вместе. Тогда и отношения наладятся.

– Конечно, дорогая. – Эдвард откладывает газету и берет второй тост. – Я тоже плохо спал, – говорит он с набитым ртом. – Но в этом нет ничего нового, – со вздохом добавляет он.

Он всегда подчеркивает, что рядом с ней ему спится намного лучше. Пусть Элинор знает. Но от нее он никогда не слышал аналогичных признаний. Наверное, жену не очень-то привлекает перспектива провести с ним ночь, учитывая его крики, вспотевшее тело и вздрагивающие руки и ноги. Правда, в прошлом она была рада помочь ему справиться с очередным кошмаром; успокаивала, обнимала, гладила по голове и напоминала, что ему ничего не угрожает, что он находится в постели с ней, а не на том проклятом поле сражения, под вражеским огнем. Так у них было в прошлом, но, увы, не сейчас. Лицо Элинор раскраснелось, она ест молча, сосредоточенно двигая челюстями.

Эдвард наблюдает за женой, ощущая усилившееся сердцебиение. Ее присутствие всегда так благотворно действовало на него, воодушевляя, наполняя энергией, возбуждая. Словом, делая его лучше.

– Я все про тебя знаю, – наконец говорит она, глядя на него сердитыми глазами и поджимая губы.

– Я что-то не понял.

Боже, неужели она каким-то образом узнала о его поездке в колонию Хит? А ведь он пытался уберечь ее от волнений. И опять это пошло вразрез с его замыслами.

– Элинор, я…

– Это ведь продолжается уже который год и началось задолго до нашей женитьбы. Даже раньше, чем мы познакомились.

Эдвард пристально смотрит на нее. Значит, речь не о колонии.

– Честное слово, я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Наверное, это беда с Мейбл так гнетуще подействовала на нее. Может, им куда-нибудь съездить? Или Джимми еще слишком мал, чтобы оставлять его на попечение няни? А славно было бы отправиться на юг Франции. Воображение рисует Эдварду, как они бродят по берегу лазурного Средиземного моря, перекусывают в неприметных бистро, пьют вино, а затем неспешно предаются роскошным любовным утехам. В их гостиничной спальне открыты окна, и теплый ветерок охлаждает их нагие тела. Это бы возродило…

– Ты думал, я никогда не узнаю? – продолжает она. – А я узнала. Я просмотрела твои банковские документы. Я знала: что-то происходит. И я нашла. Банковские квитанции. Мне известно о крупных суммах, которые ты ежемесячно снимаешь. И это повторяется из года в год.

Ему становится не по себе.

– Ты никак не должна была это найти.

– Черт побери, Эдвард, что за глупости ты говоришь?!

Эдвард сглатывает. Его мысли разбежались, и он пытается их собрать.

– Я имел в виду… Понимаешь, дело в том, что я давно должен был тебе рассказать. Знаю, что должен, но я трус. Элинор, прошу тебя, поверь мне: у меня не было намерений сделать тебе больно. Но чем дальше, тем труднее мне становилось об этом говорить. И тем менее важным это казалось.

– Что? – Ее щеки краснеют сильнее. – Что значит, менее важным? Для кого? Для меня это очень даже важно! Позволь тебе напомнить: я – твоя жена. А ты так и не покончил с этим, жалкий глупец?

– Нет, не покончил. И не представляю, как смог бы покончить. Сейчас это было бы особенно жестоко.