– Вы рассматриваете изменение в лекарствах, прописанных Мейбл? – спрашивает Эдвард. – И каковы шансы, что она… что она может выздороветь?

– Поначалу мы продолжим давать ей соли бромида. Эти соли, в сочетании с правильной диетой и надлежащей обстановкой, широко и успешно используются на протяжении многих лет. Сложнее всего достичь необходимого баланса в крови девочки. Недостаток бромида влечет за собой недостаточный терапевтический эффект. А избыточное насыщение… – Сэр Чарльз бросает взгляд на Элинор, делает короткую паузу, затем говорит: – В общем, избыточное насыщение может привести к нежелательным последствиям.

– Вы хотите сказать, фатальным? – Эти слова слетают с языка Элинор как упрек.

Сэр Чарльз кивает и прячет взгляд:

– В крайних случаях – да. Но такие случаи редки, и, как я уже говорил, девочка находилась бы под постоянным наблюдением, и доза, выверенная задолго до…

– Задолго до смерти! – не выдерживает Элинор. – Ну что еще может случиться? Каким еще может быть побочный эффект? От этого жуткого лекарства ее тошнит. Разве это не показатель, что ее организм исторгает ядовитое вещество?

Сэр Чарльз подается вперед:

– Это лекарство очень эффективно, когда дети получают его из рук подготовленного персонала, а не безграмотной в медицинских вопросах няни. И особенно когда оно сочетается с другими изменениями в образе жизни, которые я готов порекомендовать. Что же касается вашего предыдущего вопроса, профессор, скажу так: если мы сумеем перехватить эпилепсию на ранних стадиях ее развития, то сможем достичь полной ремиссии примерно в пятидесяти процентах случаев, хотя долгосрочная ремиссия наблюдается лишь у двадцати процентов больных. Однако у двадцати процентов в течение длительного времени наблюдается значительное снижение конвульсий. И тем не менее должен вас предупредить, что у другой половины больных не отмечается вообще никакого снижения.

– Какая неутешительная статистика! – почти шепотом произносит Элинор. – И что бывает в этих случаях?

– Если лечение солями бромида не даст благоприятных результатов, можно попробовать другое, сравнительно новое лекарство, которое мы вот уже три года применяем в колонии. Это лекарство называется фенобарбитал. Мы имеем хорошие результаты, хотя, как всякое лекарство, оно действует не на всех.

Воцаряется пауза, а в голове Элинор появляется идея.

– Вы могли бы назвать остальные изменения в образе жизни?

Возможно, все это им по силам организовать дома. Они бы взяли няню, имеющую медицинскую подготовку. Мейбл бы находилась в безопасной обстановке Брук-Энда, защищенная от чужих глаз.

– Пожалуйста, сэр Чарльз, расскажите как можно подробнее.

– Ну что ж, – откашлявшись, говорит он и смотрит не на посетителей, а в окно, на квадрат ясного неба и зеленые кроны платанов, едва видимые из его кабинета на четвертом этаже. – Помимо внимания к здоровому состоянию кишечника… – Сэр Чарльз поворачивается к посетителям и продолжает, загибая пальцы: – Ежедневные упражнения, свежий воздух, спинальные души, массаж, строгий режим сна. Ни о каком обычном школьном обучении не может быть и речи. В колонии мы обучаем детей в соответствии с их способностями. Мы сочетаем физические навыки с умственными, то есть осуществляем регуляризацию органов чувств, ориентированную на координацию и умственные упражнения. Необходимо всячески избегать перевозбуждения, а тем более стресса, и потому обучение в обычной школе детям-эпилептикам никоим образом не подходит.

Эдвард одобрительно кивает.

– В дальнейшем… – доктор снова ерзает в кресле, – необходимо и весьма желательно, чтобы жизнь Мейбл ограничивалась пределами колонии. Даже если нам удастся остановить ухудшение ее состояния, хотя, как я уже говорил, это далеко не факт, ей ни в коем случае нельзя выходить замуж. Вам, профессор Хэмилтон, очень хорошо известно о вероятности передачи болезни будущим поколениям через дефектные гены девочки. Поскольку ни о каком браке не может быть и речи, колония для нее является самым лучшим местом. В стенах колонии ей можно подобрать посильные занятия. Например, рисование, шитье или даже мелкая конторская работа, если она сможет заниматься таковой.

– А если не сможет? – спрашивает Эдвард.

– Тогда это может быть работа в прачечной или на кухне. Обитатели колонии должны содержать в чистоте помещения, где они живут, а также школьный класс. Мужчины в основном заняты фермерским трудом, но кто-то ведь должен кормить кур и свиней.

В горле Элинор поднимается желчь. Ей не сидится. Она готова вскочить и выбежать из кабинета, словно ее действительно вытошнит. Усилием воли она справляется с этим состоянием.

– Но ведь до этого не дойдет? – хрипло шепчет Элинор.

– Вы должны знать, – продолжает сэр Чарльз, – о практической стороне такого диагноза. Особенно учитывая характер исследований вашего мужа.

Откуда у нее ощущение, что она слушает заранее отрепетированную речь? Как будто все усилия сэра Чарльза направлены исключительно на то, чтобы убедить Элинор (Эдварда убеждать не надо) в преимуществах его предложения.

– Мне неприятно вам это говорить, но разум взрослого эпилептика имеет не только преступные наклонности, но также склонен… я постараюсь выразиться как можно деликатнее… к навязчивым и непристойным действиям сексуального плана.

– Боже мой, Мейбл всего пять лет! – не выдерживает Элинор.

– Да, сейчас ей пять, но она вырастет, превратится в женщину, и такие особенности необходимо знать и учитывать заранее. Половые контакты эпилептиков недопустимы. Это ведет к перевозбуждению и общему ухудшению их состояния. Здесь лучшим лекарством была бы стерилизация. – Сэр Чарльз выдерживает паузу. – В настоящее время она не является принудительной, но я вижу выход в добровольной стерилизации. Пока Мейбл еще мало лет, вы, как ее родители, должны серьезно обдумать такой вариант.

Воздух вокруг Элинор сжимается. Ей становится трудно дышать. Как такое могло случиться с ними? Вся работа, которой занимается Эдвард… Их словно за что-то наказывают. Подумать только: стерилизация.

– Мы знаем это слишком даже хорошо. – Голос Эдварда звучит издалека, словно он находится в соседнем помещении. – Учитывая характер моей работы, крайне важно, чтобы мы следовали всем своим убеждениям. – Он бросает взгляд на Элинор, но она не реагирует. – Вряд ли нам следует проявлять поспешность в вопросе стерилизации. Мейбл еще слишком мала, и у нас есть время спокойно все обдумать. Но я хотел бы упомянуть еще об этом деликатном обстоятельстве. Уверен, вы понимаете необходимость абсолютной конфиденциальности. Я представить себе не могу, если бы вдруг стало известно, что у моего ребенка эпилепсия, даже если в нашем случае причина никак не связана с наследственностью.

Рассеянный взгляд Элинор снова обретает четкость.

– Нет! – оглушительно выкрикивает она. – Мейбл всего пять лет! Она родилась в благополучной семье! Я не могу и не желаю помещать ее в подобное место. Она не может находиться рядом с дегенератами, преступниками и взрослыми мужчинами, охваченными неуправляемой похотью. Колония, о которой вы говорите, – ужасное место! – У нее дрожит голос. Она импульсивно вскакивает, подходит к столу сэра Чарльза, упирается в столешницу и смотрит на него, ощущая нарастающую панику. – Должна же быть возможность оставить Мейбл дома. Об этом не узнает ни одна живая душа! Мы наймем опытную медсестру, которая будет строго следовать всем вашим указаниям относительно диеты и лекарств. Каждую неделю мы можем привозить дочь сюда, к вам на осмотр. Поймите, я не могу отправить Мейбл в колонию. Я этого не сделаю!