— Не знаю… — пожимает плечами Аля, отворачивается, — где-то… Мы разошлись, когда я забеременела. Он предлагал аборт. Я отказалась.

Я молчу, не зная, что сказать даже. И Аля, заметив мою неловкость, улыбается:

— Да не бери в голову, обычная же история…

И переводит тему на другое.

Я радостно подхватываю, расслабляюсь. И ловлю себя на мысли, что удивительно мне комфортно сидеть вот так, в этой маленькой светлой кухоньке, пить чай и белое сухое и болтать на чисто женские темы. Отходят на второй план проблемы с семьей, коллекторами, работой, Тимуром, общей неустроенностью моей и невезучестью… Москва, как оказалось, совсем не ласковая. Но вот с людьми сводит правильными. Главное, не пропустить их. Не оттолкнуть.

Нашу беседу прерывает звонок в дверь. Замолкаем, смотрим друг на друга настороженно.

— Я думаю, что знаю, кто это… — говорит Аля, а Данька в это время топает к дверям, — Даня, подожди!

Но Даня уже открывает дверь и с воплем:

— Тимур! — впускает в квартиру гостя.

Аля выразительно смотрит на меня, качает головой, чтоб не волновалась, и встает к брату, уже обозначившемуся на пороге кухни.

— Привет, Тимур, какими судьбами?

— Да вот… За невестой своей приехал…

Он смотрит на меня, только на меня. И взгляд его темных раскосых глаз яростный и холодный.

Мне бы спрятаться, очень хочется, но сижу ровно и отвечаю на его пронизывающий взгляд не менее настороженным и вызывающим. А внутри все трясется и… да-да! Сжимается! Дрянь ты безвольная, Вика…

— Невестой? — Аля разворачивается ко мне, смотрит удивленно, я только плечами пожимаю. Ну не стала я ей рассказывать о всех его постельных словах и упражнениях… Это как-то чересчур уже.

— Ну да, — тут же гудит утвердительно Тимур, — вот… И кольцо есть. Мышь, поехали?

— Нет. — Я наконец-то раскрываю рот и обозначаю свою позицию. По всем вопросам сразу.

Тимур хмурится, смотрит на меня, словно плитой придавливает.

— Мышь… — кажется, он едва сдерживается, чтоб не вытащить меня из-за стола силой. И, наверно, в любом другом месте именно так бы и сделал, но тут Аля и Данька. — Пойдем… Поговорим.

— Не о чем.

— Есть о чем.

— Аля, — Тимур поворачивается к сестре, — могу я поговорить с Викой… Наедине? В подъезде, например? Или в машине у себя?

— Нет! Я не пойду!

Мысль, что снова останусь один на один с Тимуром — пугает и будоражит. С ужасом понимаю, что второго — больше в разы, и злюсь дико на себя. А от злости начинаю делать глупости. Голос повышаю, например. Истерю, чего за мной вообще не водилось раньше. Размотал мне таки нервы, гад.

— Мышь… — Тимур опять смотрит на меня, со значением, взгляд все больше тяжелеет, — пойдем… Поговорим. Только поговорим. Ну хватит уже бегать, а?

— Мне не о чем…

— Здесь поговорите, — решает Аля, — мы с Даником в комнате посидим… И, Тимур… Без глупостей.

— Не волнуйся, Аль, не трону я ее…

— Аля, я… — пытаюсь что-то сказать, уже понимая, что битва проиграна.

Аля наклоняется ко мне, шепчет так, чтоб Тимур не услышал:

— Не волнуйся, у нас стены — картонные. Тихо даже если позовешь, я услышу.

И выходит, аккуратно прикрывая за собой дверь и бросая на Тимура предупреждающий взгляд.

Мы остаемся наедине.

Первое, что делает Тимур, это молча приставляет к двери единственный в кухне стул с высокой спинкой таким образом, чтоб невозможно было открыть снаружи.

Я раскрываю рот, понимая, что, если орать, то только сейчас, но Тимур успевает и тут.

В одно движение пересекает маленькую площадь кухни и закрывает мне рот поцелуем.

И Бог мой… Это — как удар по голове. Беспомощно трепыхаюсь в его лапах, пытаюсь, несмотря на головокружение и вероломное нападение, сопротивляться, хотя бы дать понять Але, что тут происходит ужас, но Тимур спокойно пресекает все мои смешные попытки.

Его язык напористо играет с моим, принуждая подчиниться и делать так, как ему хочется.

Мне жарко и душно, и воздуха не хватает, того и гляди — в обморок шандарахнусь…

И Тимур, похоже, этого и добивается. Потому что терзать мои губы не прекращает, а еще руки подключает. Если до этого просто сжимал, не давая пошевелиться, то теперь активно лапает.

В итоге я просто перестаю сопротивляться. Да чего там! Я и дышу-то с трудом!

Тимур отрывается от моих губ, но тут же мощно перекрывает рот ладонью. Шепчет тихо-тихо на ухо:

— Мышь, не кричи. Обещай, что не будешь. Обещай, тогда отпущу.

Киваю.

Аккуратно убирает руку, но отпускать меня и не думает.

Садится на табуретку, тащит меня на колени, прижимает к себе.

— Пусти, — упираюсь в его плечи ладонями, — ты обещал! Пусти!

— Посиди чуток, Мышь, ладно? Я чего-то перенервничал…

Он устало выдыхает, прижимается ко мне сильнее, упирается лбом в плечо.

А я замираю. Эта интимная поза так напоминает те счастливые времена, когда я ждала его с работы, а он приходил, трахал меня в коридоре, потом ел, а потом вот так же любил посидеть со мной на коленях. И просто молчал… Скотина… Как он мог все предать?

Тихо всхлипываю от жалости к себе, к своей, такой счастливой прошлой жизни, которая не удалась и была короткой, словно утренний первый луч. Раз — и все. И нет ничего.

Только воспоминания, от которых больно.

— Зачем ты так, Тимур? Зачем так? — слова срываются помимо воли. Я не хочу, на самом деле, ничего слышать. Никаких оправданий, никаких слов. Все сейчас будет лживым.

— Мышь… — он шепчет мне в ухо, и волосы тепло шевелятся от его дыхания, это мурашисто и сладко, — я не буду сейчас ничего говорить… Я, пока сидел внизу в машине, кое-какие справки навел… Это все — дикая ошибка, Мышь. И все вообще не так, как ты подумала…

— Ну да, ну да…

Ну а чего я, собственно, ждала? Правильно, что не хотела слов. Не нужны они, лишние. Он сделал фигню, разрушил все, а теперь «все не так, как ты подумала».

Настолько смешное водевильное оправдание, что не по себе даже. Разве так бывает в реальной жизни? Нет же. Нет.

— Ты не веришь мне, Мышь… Я понимаю. Скажи… — он делает паузу, аккуратно прихватывает губами мочку уха, и я вздрагиваю, — скажи… Ты ведь… Не спала с ним?

— С кем, Боже мой… — я понимаю, что сил нет совсем. Ни на что. Он сегодня меня до дна высушил. Просто до кожи, до пустой оболочки. Если сейчас он захочет опять засунуть в меня член, я не буду сопротивляться. И ничего не почувствую. И в самом деле, пустая.