Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свойственная войне непредсказуемость вскоре нарушила стратегию, с помощью которой Перикл рассчитывал обеспечить победу афинян. В 430 г. до н. э. население Афин стала косить эпидемия, свирепствовавшая несколько лет. Последствия оказались катастрофическими. Болезнь вспыхнула, когда за городскими стенами собрались афиняне из сельской округи, собравшиеся вместе с жителями города в городских стенах в антисанитарных условиях. Неспособность справиться с этим новым притоком населения в город стала огромным просчетом Перикла и его соратников. Фукидид детально описал симптомы болезни – рвота, судороги, болезненные нарывы, неудержимый понос и такая лихорадка и жажда, что больные бросались в колодцы в тщетной надежде найти облегчение в холодной воде[103]. Смертность была столь велика, что подорвала способность Афин организовывать морские походы, которые предполагала принятая Периклом стратегия. Сам Перикл умер от болезни в 429 г. до н. э. Он явно не предполагал, какой ущерб боеспособности Афин нанесет потеря его твердого руководства. Эпидемия также основательно нарушила военные усилия афинян, подорвав их доверие к благоволению богов, «так как они видели, что все погибают одинаково и поэтому безразлично, почитать ли богов или нет»[104].
Эпидемия ударила по афинянам физически, выкосив население, политически, погубив главного политического лидера, Перикла, и психологически, подорвав их уверенность в себе и ослабив общие социальные и религиозные нормы. Тем не менее они отказывались сдаваться. Несмотря на потери из-за эпидемии, афинские войска эффективно действовали на нескольких направлениях. Потидея, мятежный союзник Афин, из-за которого усилилась враждебность между Афинами и Коринфом, была вынуждена сдаться в 430 г. до н. э. Афинский флот под командованием Формиона в 429 г. до н. э. одержал две крупные победы при Навпакте в западной части Коринфского залива. В 428–427 гг. до н. э. на острове Лесбос был силой подавлен крупный мятеж союзников, возглавляемый городом Митилена. Один из самых знаменитых пассажей в повествовании Фукидида – серия ярких речей о судьбе жителей Митилены, произнесенных афинскими ораторами Клеоном и Диодотом[105]. Ораторы в противостоящих речах высказываются за смертный приговор, которого требует справедливость, и за милосердие, которого требует целесообразность. Их доводы волнуют и заставляют задуматься, затрагивают широкие политические и этические проблемы эффективности устрашения как средства наказания, не сводящиеся к вопросу, как следует поступать с мятежными митиленцами.
Столь же впечатляет – и даже более – смущает рассказ Фукидида о гражданской войне, разразившейся в 427 г. до н. э. на острове Керкира, когда противоборствующие партии (одна из них поддерживала Афины, а другая – Спарту) пытались добиться преимущества, обращаясь за поддержкой к главным державам – участницам Пелопоннесской войны. Фукидид в резкой форме пишет о том, как в ходе гражданской войны проявляются худшие черты человеческой природы и даже между старыми соседями вспыхивает жестокая ненависть:
…Демократы на Керкире принялись убивать в городе тех из своих противников, кого удалось отыскать и схватить… Затем, тайно вступив в святилище Геры, они убедили около 50 находившихся там молящих выйти, чтобы предстать перед судом, и осудили всех на смерть. Однако большая часть молящих не согласилась выйти. Когда они увидели, что происходит с другими, то стали убивать друг друга на самом священном участке. Некоторые повесились на деревьях, а другие покончили с собой кто как мог. В течение семи дней… демократы продолжали избиение тех сограждан, которых они считали врагами, обвиняя их в покушении на демократию, в действительности же некоторые были убиты из личной вражды, а иные – даже своими должниками из-за денег, данных ими в долг. Смерть здесь царила во всех ее видах. Все ужасы, которыми сопровождаются перевороты, подобные только что описанному, все это происходило тогда на Керкире и, можно сказать, даже превосходило их. Отец убивал сына, молящих о защите силой отрывали от алтарей и убивали тут же. Некоторых даже замуровали в святилище Диониса, где они и погибли [от голода]…
Вследствие внутренних раздоров на города обрушилось множество тяжких бедствий, которые, конечно, возникали и прежде и всегда будут в большей или меньшей степени возникать, пока человеческая природа останется неизменной… Действительно, во время мира и процветания как государство, так и частные лица в своих поступках руководствуются лучшими мотивами, потому что не связаны условиями, лишающими их свободы действий. Напротив, война, учитель насилия, лишив людей привычного жизненного уклада, соответственным образом настраивает помыслы и устремления большинства людей и в повседневной жизни. Этой междоусобной борьбой были охвачены теперь все города Эллады. Города, по каким-либо причинам вовлеченные в нее позднее, узнав теперь о происшедших подобного рода событиях в других городах, заходили все дальше и дальше в своих буйственных замыслах и превосходили своих предшественников коварством в приемах борьбы и жестокостью мщения. Изменилось даже привычное значение слов в оценке человеческих действий. Безрассудная отвага, например, считалась храбростью, готовой на жертвы ради друзей благоразумная осмотрительность – замаскированной трусостью, умеренность – личиной малодушия, всестороннее обсуждение – совершенной бездеятельностью. Безудержная вспыльчивость признавалась подлинным достоинством мужа… Политические узы оказывались крепче кровных связей, потому что члены гетерий скорее шли очертя голову на любое опасное дело[106].