— Вот ведь полыхает! — вздыхала она. — Это же как должно было загореться, чтобы так сверкало!

Зарево и впрямь стояло такое, что становилось ясно. Как ни быстро они едут, им уже не успеть потушить пожар. И точно, к тому времени, когда команды отца Анатолия добрались до Залесья, там уже занимался последний дом. Сгрудившиеся погорельцы выглядели жалко. Одетые кто во что, с захваченным наспех скарбом, с плачущими детьми, они жались один к другому, беспомощно глядя на то, как огонь пожирает их вчерашние жилища.

Некоторые женщины тоже плакали. Мужики смотрели угрюмо. Дядя Феодор был тоже тут. Увидев своего брата, он изменился в лице.

— Ты! — взревел он. — Да как ты смеешь тут появляться!

Отец Анатолий, который шел к брату, раскрыв объятия, оступился и чуть было не упал от такого крика.

— Что… что такое? Федя, ты что?

— И у тебя еще хватает наглости спрашивать что?! Посмотри на этих людей! Посмотри на них! Они потеряли свои дома! Они потеряли все то, что им был дорого! Посмотри в их глаза! Посмотри, ты, нелюдь!

— Ты так говоришь… Ты в чем-то меня обвиняешь?

— В чем-то?! — взвился дядя Феодор. — Во всем! Да! Все это твоих рук дело!

Отец Анатолий растерянно смотрел на брата. Он явно не понимал, что так взбесило Федю. А тот разъярился еще больше:

— Думал, мы ее не поймаем! Думал, сумеешь остаться чистеньким! А я все знаю! Поджигатель!

И размахнувшись, горбун влепил брату пощечину. От полученного удара отец Анатолий зашатался, но на ногах устоял. Глаза его сверкнули. А голос зазвучал суровей:

— Я не понимаю, в чем ты меня обвиняешь.

— Не понимаешь! А мы сейчас тебе объясним. Ребята, тащите ее сюда!

Толпа перепачканных сажей людей расступилась, и двое мужиков вытащили вперед какую-то женщину.

— Вера! — вскрикнула Катя. — Это же наша Вера!

— А-а-а! Признаетесь!

Дядя Феодор торжествовал.

— Ребята, они сами признались. Вы все слышали!

Толпа возбужденно загомонила, сдвинулась. Лица у погорельцев были страшные. Многие сжимали кулаки. А другие в кулаках сжимали ломики и топоры. Было ясно, что если дело дойдет до рукопашной, будет плохо. Силы с обеих сторон были примерно одинаковы. Да и в руках людей отца Анатолия тоже был кое-какой инструмент. Они ведь примчались тушить пожар, а потому захватили и багры, и топоры, и прочее. Что тоже могли сейчас пустить в ход.

— В чем вы обвиняете эту женщину?

— Поджигательница она!

— Это она нам деревню спалила!

— Это ложь! — закричали со стороны отца Анатолия. — Вера ни в чем не виновата!

Но жители Залесья не сдавались:

— Мы ее поймали!

— А рядом с ней еще и канистра с бензином валялась!

— И платок приметный на ней до сих пор!

— И руки у нее в бензине. Понюхайте сами, коли нам не верите!

Отец Анатолий выступил вперед и обратился к Вере:

— Вера, отвечай! Это так? Ты подожгла дома этих людей? Вера!

Сама Вера молчала. Голова ее безвольно поникла, упав на грудь. И если бы мужики не поддерживали ее с двух сторон, она бы давно уже упала, потому что ноги совсем ее не держали. На плечах у Веры и впрямь был накинут красный платок. Он был перепачкан в саже, но еще вполне узнаваем. Это был тот самый платок, который Янка показывала Катюше. Еще сегодня днем платок лежал под кроватью у Веры. А теперь Вера нарядилась в него, отправляясь на дело.

Катюше стало на мгновение горько. Ах, зачем Янка оставила платок Вере! Но тут же Катя спохватилась. Ну что бы это сейчас изменило? Ну, нарядилась Вера в платок, отправляясь поджигать Залесье. Пожарище больше или меньше от этого не стало.

Вера между тем уже совсем падала. И отец Анатолий возмутился:

— Что вы творите! Эта женщина без чувств!

— Поджигательница!

— Симулянтка!

— Вздернуть ее!

— Кинуть ведьму в огонь.

Последнее предложение вызвало наибольший энтузиазм у жителей Залесья.

— Правильно!

— Сама запалила, сама пусть у огонька и погреется!

Отец Анатолий сделал еще шаг вперед. А за ним шагнули и обитатели монастыря.

— Вот что! — строго произнес отец Анатолий. — Никто и никого кидать в огонь не будет. Хватит уже! Порезвились! Сейчас мы все поедем к нам, вы приведете себя в порядок, умоетесь, придете немного в себя, а потом мы соберемся и решим, как быть дальше.

Теперь голоса жителей Залесья разделились. Одни кричали, что ехать к попу нельзя, потому что он плут, мерзавец и поджигатель. Другие возражали, что зима, на улице оставаться нельзя, холодно, огонь догорает, а все дома погибли. Лучше уж принять приглашение священника и укрыться хотя бы на время в монастырских стенах.

Но было ясно, что люди поступят так, как скажет им дядя Феодор. А тот колебался. С одной стороны, ему очень не хотелось принимать помощь от того, кого он считал своим врагом. Но с другой… Выбирать ему тоже не приходилось.

И дядя Феодор нехотя произнес:

— Ладно, поедем. Но учти, едем только для того, чтобы разобраться в этом деле.

— Разберемся, Федя.

— Пусть все увидят, какой ты прохвост.

— Все увидят правду, Федя.

На том братья между собой и порешили. Драки не получилось. И люди, которые еще несколько минут назад были готовы сойтись в рукопашной, теперь пошли к дожидающимся их машинам бок о бок, словно старые товарищи.

Катюшу сильней всего беспокоило состояние Веры. Она все еще не пришла в себя. Ее лицо было очень бледным, дыхание слабым, а пульс замедленным. С Верой явно было что-то не то. И отец Анатолий распорядился, чтобы вместо монастыря Веру везли бы прямиком в больницу. Это было очень разумное решение. И кроме всего прочего, оно уберегало Веру от самосуда толпы, что тоже нельзя было пока что исключать.

Никогда Катюше не забыть это сумрачное зимнее утро. По небу ползли такие низкие серые тучи, что всем казалось, это дым кострища, в которое превратилось Залесье, добрался теперь и до монастыря. И хотя люди отца Анатолия делали все возможное, чтобы погорельцы чувствовали себя комфортно, но все осложнялось тем, что братья до сих пор разговаривали друг с другом сквозь стиснутые зубы.

— Поджигатель!

— Не виноват я!

— Твоя девка постаралась!

— Она не могла.

— Видели ее! Металась по поселку от одного дома к другому. В руках канистра. На плечах красный платок. Поймать хотели, да где за ней угонишься, шустра больно. Ушла от нас. А потом слышим крик, горит. С одной стороны поселка, потом с другой. С четырех сторон полыхнуло, виданное ли это дело! Само не могло так загореться, поджог был организован.