– А нам такие сделать можешь?

– Дак, чего же ж не сделать-то. Не велика работка. А какую же ж это малявочку ты, Фаарр Огненный, грамоте-то обучить собрался? Иль не надо мне того знать-то?

– Да есть одна такая. А нужно ли тебе знать про нее, Бахрап, время покажет. Так сделаешь?

– Сделаю, отчего же ж не сделать-то. Дак, только чурочки-то нужны же ж для того, полешки какие, да инструмент мой же ж, да краска.

– Ну, чурочки-полешки мы тебе доставим, не проблема, краски тоже. А инструмент какой нужен?

– Дак, мой же ж и нужен. Инструмент-то у меня знатный. Забрать бы его-то, ежели уж прощай-трава моя не проросла-то еще. Схожу за ним, что ли? За два полных дня-то обернусь же ж.

– Нет, дядя Бахрап, сходить пока не получится, есть на то причины. А ты мне покажи, где он у тебя лежит, я заберу.

– Дак, как же ж это, Ваади Водный, я покажу-то, ежели я-то здесь, а он же ж в Подгорье?

– А ты подумай просто, представь. Помнишь, где что у тебя сложено?

– Дак, как же ж не помнить-то? У меня же ж завсегда порядок.

   Добытому Ваади из воздуха «знатному инструменту» гном радовался как ребенок. Аккуратно раскладывал его в ряд по одному ему понятному ранжиру, что-то бормотал себе под нос и выравнивал нижние края рукояток в идеальную линию. Разнокалиберные топоры, молотки, пилы и прочие не опознанные мной предметы превратили комнату в филиал чего-то-там обрабатывающего цеха.

– Вад, ты на фига все притащил? Взял бы только нужное.

– Да? Что конкретно? Я в этом ничего не понимаю.

– Спросил бы. У него.

– Ты, Фаарр Огненный, не шуми. Инструмент же ж, он штука такая, завсегда весь нужен-то. А ежели я в Подгорье не возвернусь-то, пропадет же ж, знамо. Инструменту-то без рук плохо.

– Ладно, Бахрап, покажи мне какие тебе поленья нужны и тащи свои игрушки туда, где спал.

   Вскоре гном обзавелся десятком толстенных поленьев, набором тюбиков с краской и парой кисточек. Кисточки в его ручищах смотрелись, мягко говоря, странно. Бахрапа это не смущало. Он уволок очередную добычу к себе в комнату, и скоро мы все имели честь лицезреть, как широко замахиваясь солидным таким топориком гном превращает свои «полешки» в груду кругляшей.

– Потрясающая точность! Он там ничего случайно не пробьет?

– А вот сейчас, Тайрин, ты Вада обидел. Его плетения еще никому разрушить не удавалось. Кроме некоторых аномально-ограненных.

– Фаарр!

– Все, Фаарр спать ушел. Мар и все остальные, при Бахрапе лишних разговоров не вести. Вообще поболтайте о чем-нибудь местном. Газеты ей почитайте.

   Идея с газетами оказалась не очень. Во-первых, я вспомнила виденный не так давно в одной из них снимок – гномка в окружении стражников. Не могла ли это быть дочь Бахрапа? По времени не совпадало, но это же Аршанс. Алиани частично подтвердила мою догадку:

– Скорее, жена. Про дочь писать не стали бы, рядовое событие, по плану забирали, а жена сама пришла. Преподнесли это, скорее всего, как повышение гражданской ответственности и общественного сознания. Причины же, как обычно, упомянуть забыли. Ты где ее видела?

– «Новости Аршанса», кажется.

– Официальная всеобщая. Не самый плохой вариант, более-менее правдоподобный. Ее и почитаем.

   Почитали… Нет, все получилось, газету ресторатор выдал, Алиани и Узиани по очереди читали заметки. Сначала было очень похоже на наши официальные источники. Встречи на высшем уровне, дружественные визиты, заседание большого совета, налоги, цены, урожай, достижения, бла-бла-бла… Заинтересовало нас только небольшое сообщение, что хозяйствующий Приозерного края, насколько я поняла, это что-то среднее между барином, владеющим несколькими селениями и губернатором, крайне недоволен закрытием Синего Леса и лично отправился чинить суд и расправу.

– У вас неприятности будут? – мне стало тревожно за дриад.

– Нет, он далеко не глупец и еще сильнее рассориться с Лесом не захочет, – успокоила Алиани. – Неприятности будут у них. Думаю, крупные.

   Это мне понравилось. Я, вообще, за справедливость, пусть даже маленькую.

   А потом было во-вторых. Некто Краух Теримитц при поддержке народных масс добился принятия закона «Об ужесточении мер по борьбе со строптивостью и неповиновением низших асоциальных элементов». Согласно этому закону, отныне беглые рабы, рабы, выказавшие неповиновение, рабы, признанные хозяевами неспособными полноценно трудиться, рабы, осмелившиеся смеяться в присутствии других лиц, рабы, обратившиеся к другим лицам без дозволения хозяина, рабы, нерадиво выполнившие указание хозяина более трех раз в году, рабы, изобразившие болезнь и недомогание от заслуженного наказания, дабы не явиться по первому зову хозяина, будут доставлены на Прощальную площадь, где их дела будут рассмотрены Высокой комиссией для вынесения приговора, наказания и последующего выставления в клетках, чтобы любой добропорядочный гражданин Кастании и прочих государств мог выразить свое законное негодование и вылить его физическим воздействием. Находится в клетках им надлежит, пока хозяин не пожелает забрать свое имущество, но не менее срока, установленного Высокой комиссией, те рабы, от которых хозяева откажутся, останутся в таком положении, пока не найдется желающий выкупить их или будут отправлены к Озеру, в силу их непригодности для дальнейшего использования. Добропорядочным гражданам запрещено подкармливать наказанных, давать им воду и выказывать сочувствие словом или делом, в противном случае их самих ждет наказание за содеянное в зависимости от тяжести преступления, от штрафа деньгами или имуществом до публичной порки и выставления в собственной клети на общественное порицание. Председателем Высокой комиссии назначается господин Теримитц. Закон вступает в силу с момента опубликования и должен быть доведен до сведения всех владельцев рабов непременно и прочих граждан Кастании по возможности. На оповещение вышеупомянутых лиц отводится две недели по времени Эксорима. Высокая комиссия приступает к выполнению своих обязанностей через три дня после завершения оповещения.

   И без того бледное лицо Тайриниэля лишилось последних красок, руки бессильно повисли, из прокушенной губы потянулась тоненькая струйка крови. Узиани вцепилась в него изо всех сил и беззвучно плакала. Алиани, дрожащим голосом дочитав последние строки, выронила газету и беспомощно посмотрела на меня. Я ответила не менее беспомощным взглядом. Зачем-то подобрала газету. Ровные ряды клеток, уже виденный ранее мерзкий тип в рясе-мантии на фоне столба с цепями, двух узких скамей и стенда с непонятными, но жуткими даже с виду приспособлениями. И аплодирующая толпа на фото рядом.

   Картинка поплыла, сменяясь другой. Женщина в черном платье с неестественно прямой спиной. Багровая полоса на лице. Залитая кровью рубашка. Немыслимо вывернутая нога. Перебитая рука. Только теперь это был не незнакомый эльф. Я видела Тайрина. И хохот, опять тот проклятый хохот. Ощущение, что проваливаюсь в тьму. Лед, сковавший тело. И пробивающийся через кошмарный смех голос Фаарра: «Пророчество. Страшная вещь. Их судьба не изменится, пока оно не исполнится». Я рванулась на голос друга. Прочь из ледяного темного омута. К теплу и свету. К другим зовущим меня голосам.