Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А эт-то еще кто?! – раздраженно протянул Борисов. – Ну, мужика я знаю, а баба?
– Это та, которая… вашу дочь похитила, – негромко ответила ему Серафима.
Вот уже несколько минут в кабинете Борисова сидела куча народу, и все ждали, когда перевяжут Серафиму, чтобы разобраться со всеми делами сразу. Шишов тоже пострадал – ему поцарапало щеку, задело руку и в угаре кто-то порвал штанину, но он уже перетерпел прелести первой медицинской помощи и сидел рядом с Федоровой, не доверяя охране.
Когда появилась Серафима, на нее посмотрели с интересом – дама была, прямо сказать, не слишком юна, красотой не удивляла, однако ж Борисов, яростный любитель только прекрасных молоденьких женщин, бережно вел ее под ручку и трепетно заглядывал ей в глаза.
– Ну как, Серафима Петровна, вы себя уже лучше чувствуете? Можем начинать? – спрашивал он.
И они начали. Заговорил Шишов. Он, видимо, насмотрелся передач по телевизору про суды, потому что со всей силы долбанул кулаком по столу (ну, не было у него с собой молотка!) и сурово пробасил:
– Суд выносит свое решенье! Слушаем гражданку Федорову Лильку… Эй, как там тебя по паспорту?
– Ты еще возраст спроси, ага! – скривилась гражданка. – Фиг я тебе говорить стану. У меня, между прочим, дед партизаном работал, так что буду молчать, хоть вы меня режьте!
– А вот мы сейчас посмотрим, – стал угрожающе медленно подниматься Борисов. – Сейчас вот в подвальчик затащу, да пулю в лоб, будешь как индианка – с красной точкой во лбу! И твоя же сестра подтвердит, что ты пала жертвой перестрелки… Я говорю – сестра подтвердит!
И он упялился тяжелым взглядом в женщину, которая должна была ему возместить расходы, то есть на Тамару. Та охотно закивала головой.
– Ой, посмотрите на них, совсем люди без чувства юмора… – фальшиво хихикнула Лилька, стрельнула глазами на Кукуеву и, пробормотав: «Прости, дедушка», начала сбивчиво говорить.
История ее была вовсе не такая закрученная, самая банальная.
Все дело в том, что издавна Лилечка считала себя обладательницей уникального голоса. Ее даже в детстве хотели записать в хор, да только там взять отказались: – голос у девчонки действительно был – визгливый и сильный, а вот слух отсутствовал напрочь. И для музыкальной кучки детей это было сущим бедствием – едва девочка открывала рот, как все старания целого коллектива сводились к минусу. Однако любовь к пению Лилька бережно пронесла через всю жизнь. И вот когда ей исполнилось чуть за сорок, мелькнула искра надежды. Сейчас наука ушла так далеко вперед, что при большом желании и не меньших деньгах можно было без труда сотворить звезду даже из классического Герасима. И Лилька загорелась. Она теперь минуты не могла прожить, чтобы не представить себя на сцене. А с экранов всех телевизоров светились гламурные лица кумиров, а все газеты пестрели новостями о пикантных тонкостях личной жизни певцов и певиц, а их наряды сводили с ума, а уж молодость, которая вроде никогда и не собиралась покидать знакомые лица, и вовсе приводила в бешенство несчастного кондуктора… Это она, она должна так жить! Ни у кого нет такого сильного голоса, ни у кого из певцов не было таких выдающихся высоких нот – Лилька могла визжать целыми днями, и у нее даже горло не болело! А ведь такая жизнь доступна – надо только иметь мохнатую лапу и кучу денег. Куча долго не находилась, и наконец – о счастье! – Тамаре, родной сестре Лильки, которая всегда относилась к ней как к дочери, повезло устроиться к очень богатому господину садовницей. Вернее, это ее муж был садовником, а она только помогала ему. И еще помогала своей меньшей капризной сестренке. Борисов! Вот кто вынесет Федорову к славе! И началась обработка спонсора. Конечно, Лилька уже несколько раз бывала в доме у Евгения Сергеича и даже пыталась произвести на него впечатление, но тот упрямо останавливал свой глаз только на дамочках, чей возраст не зашкаливал за тридцатник. Лилька, которой перевалило за сорок, в область его обожания не втискивалась.
– Ну что ж, – тяжело вздыхала Тамара. – Придется тебе смириться. Природу же назад не повернешь.
– Посмотрим… – шипела Лилька и мстительно щурила глаза.
Она решила копить деньги на операцию. Операцию по круговой подтяжке лица.
– Так ты, – прервала рассказчицу Серафима, – ты на подтяжку лица копила?! А мне говорила – операция по-женски! Жизненная! Я ж думала, тебе детей надо…
– Потому что дура, – отрезала Лилька. – Я тебе и сказала, мол, по-женски, потому что это чисто женская необходимость – молодое прекрасное лицо!
– Господи… – пробормотал Борисов. – Да эти операции не так дорого и стоят, чего на них копить – две зарплаты мужа и…
– Ага, «и»! – взвилась Федорова. – А вы у мужа моего спросили, хочет он мне ее отдавать? Он мне сразу сказал – увижу, что морду утянула, выгоню к ядреной фене! Я, мол, тебя и так люблю, а чтоб чужие мужики пялились, мне резону нет. Вот мне и надо было самой… ну, вроде как я сама помолодела, бесплатно…
Время шло, деньги копились слабо, а на экраны тянуло все сильней. Просто уже никаких сил не было терпеть! Да к тому же Лилька ведь не дура, она понимала: еще пару годков, и никакая операция не заставит поверить, что тебе всего-то… А молодость нужна была просто катастрофически! Во-первых, чтобы обаять Борисова, а во-вторых… Господи, ну ясно же, что молоденькую женщину будут продвигать на телевидении куда охотнее, нежели начинающую певицу предпенсионного возраста! И Лилька решилась. Она долго вынашивала свой замысел. Причем никаким коварным он и не был, просто надо было украсть ребенка у вечно пьяной жены Борисова, а потом вернуть дитя папеньке за скромную услугу. Чтобы оплатил кое-какую операцию и выпихнул на сцену.
– Я придумала, как все сделаю, – с вдохновением делилась Лилька. – Сначала, значит, девчонку у Тамары спрячу и останусь с ней, а мужа заранее на рыбалку отправлю. Потом, когда все переполошатся, перепугаются, заявлюсь с ребенком на руках, плюхну дочь перед отцом и так медленно стану падать. Ну, вроде как я геройски его дочь отвоевала у каких-то мерзавцев. И вся будто бы умирать соберусь. И Борисов, конечно же, от благодарности тут же осыплет меня деньгами и любое мое желание, как та золотая рыбка, выполнит с энтузиазмом. Вот.
– С-с-сука! – взревел Евгений Сергеич и кинулся на Федорову, но его успели перехватить.
– Ага-а-а, – жалобно заныла Лилька, – вам – сука, а у меня, может быть, вся мечта наперекосяк…
– Прошу заметить, прошу заметить! – словно школьница, трясла поднятой рукой Тамара. – Я об этих замыслах ни сном ни духом! Ни сном ни духом! Запишите это обязательно где-нибудь.
– Не, ну заткнитесь же! Тут же показания идут! – вскочил Шишов. – Федорова! Давай, колись дальше.
Лилька, оскорбленно скривившись, продолжала.
Украсть ребенка она решила в день рождения самого господина Борисова. Она точно рассчитала, что в этот день у самого Евгения Сергеича в доме будет суматоха, а его жена у себя дома непременно упьется с горя. Своего мужа Ваню она действительно на всякий случай отправила на рыбалку – дома он ей был не нужен. Дальше все известно. Она позвонила Анне Максимовне Борисовой, наплела с три короба – якобы Евгений Сергеич сильно соскучился по дочери и в такой знаменательный день хочет похвастаться перед гостями своим главным достижением, то есть дочкой Элечкой. Мамашу настоятельно попросили красиво нарядить ребенка и привезти к отцу. Естественно, сама матушка имеет полное право сопровождать дочь.