Шрифт:
Интервал:
Закладка:
—Но…— Я покачала головой.— Драконы ведь ценят силу, хитрость и… свирепость в своих всадниках.
Все это не про меня.
«Давай расскажи мне еще о том, что я должен ценить, а что — нет».
Вся эта фраза просто сочилась сарказмом. Тем временем мы миновали Полосу препятствий и преодолели узкий проход между скалами, ведущий на поле.
Я резко втянула воздух, увидев множество драконов и людей. Сотни их собрались вдоль скалистых краев горных склонов на трибунах, которые были возведены за ночь. Зрители. А на дне долины, на том самом поле, по которому я ходила всего пару дней назад, лицом друг к другу стояли две шеренги драконов.
«Они делятся на тех, кто выбрал всадников в квадранте в прошлые годы, и тех, кто выбирал сегодня,— сообщил мне Тэйрн.— Мы — семьдесят первые».
Мама тоже будет здесь, на помосте перед трибунами, и, может быть, мне достанется больше, чем беглый взгляд, но в основном ее внимание будет приковано к семидесяти или около того новым связанным парам. К остальным.
Когда мы влетели на поле, среди драконов раздался яростный рев торжества, каждая голова повернулась в нашу сторону, и я знала, что это знак почтения Тэйрну. Как и то, что драконы расступились в самом центре поля, освобождая место для нашего приземления. Он отпустил потоки силы, удерживавшие меня в седловине, а потом завис над травой, мерно взмахивая крыльями, и я увидела, как золотой дракон изо всех сил летит сюда же, пытаясь нас догнать.
Какая ирония. Тэйрн — самый знаменитый дракон вДолине, а я — самый никчемный всадник в квадранте.
«Ты самая умная среди кадетов этого года. Самая хитрая».
Я проглотила комплимент, отмахнувшись от него. Меня учили как писца, а не как всадника.
«Ты яростно защищала самого маленького. А сила мужества важнее физической силы. Раз уж тебе, видимо, нужно знать это до того, как мы приземлимся».
Мое горло сжалось от его слов, эмоции словно сплелись узлом, который мне пришлось проглотить.
Ой. Проклятье. Я же не произнесла ни слова. Я лишь подумала об этом. Он… он мог читать мои мысли.
«Видишь? Самая умная».
Вот тебе и уединение.
«Ты больше никогда не будешь одна».
«Звучит скорее как угроза, чем как утешение»,— подумала я.
Конечно, я знала, что драконы поддерживают ментальную связь со своими всадниками, но теперь ее масштабы просто пугали.
Тэйрн усмехнулся в ответ.
Золотой дракон настиг нас, ее крылья били по воздуху вдвое чаще, чем уТэйрна, и мы наконец приземлились в центре поля. От удара меня слегка тряхнуло, но я прямо держалась в седле и даже отпустила чешуйки-луку.
«Видишь, я прекрасно держусь, когда ты не двигаешься».
Тэйрн сложил крылья и посмотрел на меня через плечо с неповторимым выражением. Как будто собрался закатить глаза.
«Теперь ты должна спешиться, пока я не пожалел о своем выборе, а потом сказать распорядителю со свитком…»
—Я знаю, что делать,— я втянула воздух с подобием нервного всхлипа.— Просто не думала, что останусь в живых, чтобы сделать это.
Осмотревшись по сторонам, я решила спускаться с правой, чтобы как можно меньше беспокоить лодыжку. Лекари на поле не допускались, только всадники, но я надеялась, что кто-то догадался захватить аптечку, потому что мне бы не помешали швы и шина.
Я перебралась через чешую на плече Тэйрна, и прежде чем успела ужаснуться высоте, с которой придется прыгать и приземляться на сломанную лодыжку, дракон выставил лапу вперед.
Со склона донесся звук, напоминающий брюзжание… если драконы, конечно, умеют брюзжать.
«Умеют брюзжать и брюзжат сейчас, да. Не обращай внимания».
И снова его тон не подразумевал споров.
—Спасибо,— прошептала я, а затем сползла вниз на заднице, словно мой дракон — всего лишь смертоносное оборудование детской площадки, и максимально перенесла вес на левую ногу, приземляясь.
«Оригинальный способ спускаться. Нет, так тоже, конечно, можно…»
Я не могла перестать улыбаться и не могла скрыть слезы радости, которые пощипывали глаза, когда я смотрела на других первогодков рядом с их драконами. Я выжила, и я больше не была кадетом. Я стала всадницей.
Первый же шаг причинил мне дикую боль, но я повернулась к золотой, которая пристроилась рядом сТэйрном и смотрела на меня яркими глазами, помахивая хвостом из перьев.
—Я рада, что ты добралась.
Хотя «рада» — неправильно слово. Волнение, чувство облегчения, благодарность.
—Но, может быть, тебе стоит улететь в следующий раз, когда кто-то предложит тебе спасаться, а?
Она моргнула:
«А может, это я спасала тебя».
Ее высокий, сладкий голосок ворвался в мое сознание.
Мой язык просто онемел от шока, как и все лицо.
—Разве тебе никто не говорил, что нельзя говорить с людьми, которые не являются твоими всадниками? Не навлекай на себя неприятности, Золотинка,— прошептала я.— Насколько я слышала, драконы довольно строго относятся к нарушению этого правила.
А она просто сидела, подогнув крылья, а потом наклонила голову ко мне под таким невозможным углом, что я чуть не рассмеялась.
—Святое дерьмо!— воскликнул всадник на красном драконе справа, и я повернулась к нему.
Это был первокурсник из секции Когтя Четвертого крыла, но я не помнила его имени.
—Это…— Он смотрел наТэйрна расширенными от страха глазами.
—Да,— сказала я, улыбаясь еще шире.— Это он.
Моя лодыжка ныла, болела, и вообще казалось, что она может подломиться в любую секунду, пока я хромала по широкому полю, направляясь к небольшому строю прямо перед собой. Позади меня то и дело хлопали крылья: все больше драконов садились на траву, их всадники сходили на землю и спешили вслед за мной, чтобы записать имена. Однако драконы приземлялись все дальше и дальше — строй растянулся уже на сотни футов,— и порывы ветра от их крыльев уже ощущались еле-еле.
Спустились сумерки, и теперь толпу на трибунах и на помосте освещали магические огни. В самом центре, прямо над тем местом, где уже знакомая рыжая всадница с парапета фиксировала имена, сидела мама в военной форме, со всеми своими орденами и регалиями, чтобы никто не забыл, кто она такая. Хотя на помосте сидел целый ряд генералов, каждый из которых представлял свое крыло, среди них был лишь один более орденоносный, чем Лилит Сорренгейл.
Это был Мельгрен, главнокомандующий всеми наваррскими силами. Сейчас он смотрел наТэйрна оценивающим взглядом. А потом перевел его на меня, и я с трудом подавила дрожь. В глазах Мельгрена не было ничего, кроме холодного расчета.