– Так солдаты делают и моряки, – заметил Клаус, тоже кроша свой хлеб в тарелку.

– Откуда знаешь?

– У нас возле Денвера река, а по ней галеры с моряками ходят. Я с ними много разговаривал и из котелка кушал, – сообщил Клаус и вздохнул, вспоминая реку, костер и бесконечные, завораживающие рассказы бывалых путешественников.

Появился приказчик, поставил перед Галленом бутылку из зеленоватого стекла, а рядом высокий фужер из стекла белого.

– Ступай, я сам налью, – сказал Галлен. Приказчик ушел.

– У бургомистра в Денвере тоже из стекла пьют, – заметил Ригард.

– А ты почем знаешь? – спросил Галлен, пробуя вино.

– Моя мамаша там кухаркой служит, а я ей помогал. Когда в Денвере жил.

– Стало быть, и готовить умеешь?

– Ну, не то чтобы очень… – пожал плечами Ригард и взял с блюда баранье ребрышко. – Чего попроще умею, а так больше по поставкам помогал. Мясо купить, зелень в деревне.

– А что за наука мясо покупать, чего там мудреного? – подначил Ригарда Галлен, чтобы больше узнать о своих слугах.

– Ну, это дело весьма мудреное, ваше благородие. Вот, к примеру, из чего мы супчик едим?

– Из говядины. Из хорошей говядины.

– Это правильно. Но я бы сказал, из бычка, которому и года нет.

– И ты это по вкусу понял?

– Так точно. И по запаху. А еще надо кролика от кошки отличать, если битым весом покупать, и собаку от овцы. В этом деле, ваше благородие, премудростей много, за один час всего не расскажешь.

В гостевой зале послышались топот и громкие голоса. Клаус тотчас схватил дубинку, а Ригард коснулся под курткой кинжала.

Галлен улыбнулся. Такие слуги ему подходили.

Дверь распахнулась, и в рестарант стали заходить новые посетители: пятеро торговых людей в шерстяных кафтанах похожего покроя и одинакового бордового цвета. Они принесли запах глиняных красок, прогорклого жмыха, соснового бруса и зерновых амбаров.

Не прекращая разговора и гремя по полу подкованными башмаками, они прошли к дальнему столу у окна и сели. Сразу стало тише.

– У тебя, Ригард, мать кухарка, а у Клауса – прачка. Но одежда на вас дорогая, да и из дома вы сбежали. Что, обокрали кого-то?

Приятели переглянулись, словно советуясь, стоит ли все рассказывать хозяину. Впрочем, никакой вины за собой они не видели, ну, разве что проступок, совершенный по глупости.

Клаус взял льняную салфетку и вытер с подбородка жир.

– Мы случайно подсмотрели, как полковник Лефлер и его солдаты обоз грабили. Они нас тоже заметили, но уже когда убегали.

– Это я от вас уже слышал, а что было потом? – спросил Галлен, переходя к пшенной каше с таким количеством коровьего масла, что оно покрывало все блюдо.

Приятели снова переглянулись.

– Потом мы решили обыскать убитых… – едва слышно проговорил Клаус.

– Ага, мародерничали, значит?

– Мы никому хуже не сделали, они и без нас были убиты. Вот у одного купца и нашли кошелек с несколькими золотыми.

– Габинчийской чеканки, – догадался Галлен, пробуя кашу.

– Габинчийской, – кивнул Клаус. – Наши дружки брать монеты не стали – испугались, а мы с Ригардом не побрезговали.

– А купцы те имели грамоту с приглашением от самого лорда Ортзейского.

– Мы об этом ничего не знали, ваше благородие! – с горячностью заверил его Ригард. – Мы бы тогда поостереглись!

– Ладно, дело прошлое, – пожал плечами Галлен. – А что было потом?

– Потом мы с Ригардом, каждый по отдельности, купили себе одежду, попировали в трактирах, ну и, наверно, из-за этих монет показались стражникам главными злодеями…

– Как будто это мы обоз пограбили! – с обидой произнес Ригард и с хрустом перекусил ребрышко.

– И как же вы сбежали?

– Ночью за нами пришли, а мы – бежать. Прорывались как могли, а они нас и алебардами рубить хотели, и из арбалетов стреляли, – продолжал Клаус.

– Да, – подтвердил Ригард. – Даже вспоминать страшно.

– Потом у реки неожиданно встретились и решили бежать из города, другого выхода не было.

– Понятно, – сказал Галлен. – И, сказать откровенно, вашей вины я в этом не вижу. Ну, может, немного глупости и жадности. А вина, конечно, на наемниках.

– А когда вы их с полковником зарежете, что тогда будем делать, ваше благородие? – поинтересовался Ригард.

– Эти люди сами кого хочешь зарежут, так что не будем загадывать наперед.

Отяжелевшие от жирной еды и осоловевшие, Клаус с Ригардом поднялись за хозяином на второй этаж и терпеливо ждали, пока он отопрет ключом дверь апартамента.

Наконец замок поддался, Галлен вошел первым, за ним Ригард, только Клаус замешкался, пропуская приятеля вперед, и в этот момент дверь соседнего апартамента приоткрылась и Клаус увидел лицо молодой женщины – высокий лоб, черные блестящие глаза, нос с горбинкой и завитушки черных волос на виске.

Дверь тихо закрылась, Клаус даже головой встряхнул, чтобы разобраться, было ли это видение, вызванное слишком плотным обедом, или случилось наяву.

Запах розового масла и настойки агайи, оставшийся в воздухе, заставил его поверить в существование прекрасной незнакомки. Точно такой пьянящий запах исходил от Ядвиги – Клаус уловил его, когда единственный раз решился подойти к ней достаточно близко.

– Ну что ты там встал? – крикнул из комнаты Галлен, и Клаус вошел, закрыв за собой дверь.

Он видел Ригарда, внимавшего тому, что говорил хозяин, он видел побеленные стены прихожей, натертые воском полы и набитый соломой тюфяк в углу, где спал прежний слуга их хозяина. Однако все это Клаус воспринимал с большим трудом, через маячивший перед ним образ незнакомки. Кто она?

В дверь постучали, Клаус тотчас ее открыл. В коридоре стояли приказчик и трое лакеев.

– Вам принесли горячую воду и два таза, – сообщил приказчик.

– Заходите, – ответил Клаус, шире открывая дверь. Вместе с лакеями в прихожую проникли запахи розы и агайи, еще витавшие в коридоре.

Лакеи оставили воду и ушли, а Ригард с Клаусом стали сливать хозяину, пока он мылся. Потом они поливали друг другу и, смыв дорожную грязь, отправились на задний двор, где находилась кастелянтская служба.

Здесь стирали и штопали постельное белье, а также личные вещи постояльцев, однако Клаус с Ригардом сдавать свои и хозяйские вещи не стали, ведь за стирку и уход им уже было обещано жалованье. Они лишь взяли у кастеляна щелок, мыло, две щетки и два таза с горячей водой, а потом направились к дальнему углу двора – за конюшню, где для хозяйственных нужд былы поставлены два крепких стола.