Пока белье замачивалось, Клаус давал напарнику уроки чистки.

– По грязной одежде щеткой сильно не ерзай, так только грязь вобьешь. Вот так, смотри, шлепаешь сухой ладошкой, а потом сверху, легонько ширк-ширк, чтобы пыль смахнуть. И снова ладошкой… И поверху…

– Эдак долго шлепать придется.

– Долго. Зато куртка будет, как новая.

– А может, ее постирать?

– Ты что? Она же с подкладкой, с подстежками, а садятся они каждая по-своему, будет у тебя седло из тряпок, а не куртка.

Из конюшни вышел конюх, постоял, наблюдая за этими уроками. В конце концов спросил, знает ли Клаус, чем лучше смазывать сапоги. Прежде он чистил их дегтем, но тот пропитывал кожу сапог насквозь и пачкал обмотки, к тому же и пыль на деготь садилась очень густо.

Клаус выслушал жалобы конюха и сказал:

– Деготь, конечно, вещь нужная. Без него сапоги не почистить, только его нужно в ваксу сбивать – смешивать с топленым бараньим жиром.

– С бараньим жиром?

– Вот именно. Две части дегтя на одну бараньего жира. Смешать и дать часа два настояться, пока бараний жир таять не начнет. Потом надо взять палку, хорошо перемешать – и будет вакса.

– Чего? – не понял конюх.

– Вакса – это такая сапожная замазка.

– Обязательно попробую, – заверил конюх. – А вы, стало быть, новые слуги этого щедрого дворянина?

– А он дворянин?

– Не знаю, но по повадкам благородный и щедрый. За каждый раз монету кидает, я его коника как своего выглаживаю.

Клаус взял из рук Ригарда куртку и стал ее чистить дальше.

– А мне что делать? – спросил тот.

– Начинай белье отбивать, – сказал Клаус и, упреждая вопросы, добавил: – Как тесто месить, ты ведь это умеешь?

– Это умею, – кивнул Ригард и перешел к тазу.

– А что там у нас за соседка живет? – спросил Клаус как бы между прочим, не прекращая работы.

– Черноглазая девица? – сразу догадался конюх и покачал головой. – Я ее всего-то раз видел, а она здесь уже две недели живет.

– Красивая?

– До жути. К ней горничные по двое прибираться ходят – боятся.

– А чего боятся?

– Не знаю. Говорят, их страх пробирает.

– Как пробирает?

– Известно как, холодом да мурашками.

– А тебя-то пробирало, когда ты ее видел?

Клаус отложил куртку и взялся за штаны, вконец испорченные травяной зеленью.

Конюх отогнал рукой привязчивую муху и повторил:

– Видная она очень, до жути. Вот и все слова. По-другому и не скажешь.

– А кто она? Есть ли у нее муж или она девица?

– Замужняя. Приезжала на рессорном крытом балаканте. Это как фаэтон, только покрепче сбитый, для дальней дороги. Кучер чужой был, иноземный. По-нашему ни гу-гу. Седоков сбросил, три сундука снял и был таков, как будто торопился.

– Так их двое было?

– Двое. Она и муж. Высокий такой, представительный, вроде как из торговых. Только его теперь не видно и не слышно, а как выходил, никто не заметил.

– Как же так?

Клаус встряхнул штаны и повесил на каменный забор.

– А вот так. Не знаем, что и думать.

– А кто за нее платит?

– Приказчик шепнул, что заплачено за месяц вперед. И еда хорошая, и вино, и сладости всякие…

– Странно как-то, – заметил Клаус и невольно поежился.

– То-то и оно, – согласился конюх.

Через два часа стирка белья, чистка одежды и сапог были закончены. Мокрые вещи развесили на веревках позади кастелянтской, остальное принесли в апартамент.

Галлен посмотрел, как выглядят его сапоги, и остался доволен.

– Чем это вы их намазали?

– Клаус умеет ваксу делать, ваше благородие, – сказал Ригард.

– И что, они так все время блестеть будут?

– Все время, – заверил его Клаус. – А если запылятся, пройти чуть-чуть щеткой, и снова будут блестеть.

– Ну что ж, посмотрим. Завтра в них и поеду.

Галлен отдал сапоги Клаусу, и тот отнес их в прихожую. Затем хозяин оценил, как его слуги привели в порядок собственную одежду.

– Ну что, совсем другое дело. Настоящие оруженосцы. А Бурт ходил хуже бродяги, сколько я ему ни покупал обновок, все пачкал. Хотя… для меня стирал исправно.

Галлен вздохнул и, подойдя к длинному сундуку, снял замок и поднял крышку.

– Ух ты! – вырвалось у Ригарда. – Это все ваше, хозяин?

У Галлена это вызвало улыбку.

– Ну разумеется.

– А можно потрогать?

– Конечно. Вам же придется все это чистить: и доспехи, и оружие.

– Вообще-то, ваше благородие, мы оружие никогда не чистили, – признался Клаус.

– Не беда. Это не сложнее сапог. Вот видишь коробочку?

Галлен извлек из специального углубления небольшую жестянку, поднял ее крышку и показал разделенную надвое полость.

– Вот тут войлок, намоченный льняным маслом, а во второй стороне войлок смочен льняным маслом, перемешанным с дегтем. Сначала клинок мажут дегтярным маслом, потом дают постоять, чтобы ржа отстала, и снимают тряпкой. Затем покрывают чистым льняным, опять дают подержаться и снова вытирают чистой тряпицей. Вот и вся чистка.

– Я запомнил, – сказал Клаус.

– И я тоже! – тут же добавил Ригард.

Они помолчали. Клаус с Ригардом во все глаза смотрели на оружие, а Галлен им не мешал. Ему даже льстило, что кто-то помимо него оценивает красоту арсенала. Прежний слуга относился с оружию без интереса.

– До чего же все продумано, а? Все эти зацепочки, ремешки, – восторгался Ригард. – А как латы-то посечены, Клаус! Смотри какой рубец!

– А эти узкие ножи, чтобы бросать, ваша благородие? – спросил Клаус, дотрагиваясь до уложенных в ряд метательных кинжалов.

– Именно так.

– А далеко получается?

– Как сумеешь. Но с десяти шагов можно достать какого угодно нахала.

– Ух ты! – снова поразился Ригард. – Стало быть, человек становится непобедимым, ежели он так наловчится, ваше благородие?

– Совсем не обязательно. Бросок кинжала – это то же, что и удар мечом. Его нужно готовить и проводить незаметно, иначе противник отобьет удар.

– Мудрено.

– А почему арбалеты разные? – спросил Клаус.

– Тот, что поменьше, – кавалерийский. Именно из такого в тебя стрелял Лефлер. А большой – это пехотный. У него тяжелые болты, стальной лук и тетива натягивается не «козьей ножкой», а вот этим ползунком. – Галлен указал на устройство, лежащее в отдельном углублении. – Ну, на сегодня достаточно. Кое-что вы уже знаете, остальному научитесь со временем, – сказал хозяин, закрывая сундук. – А где мое белье, кстати?