Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зима близко, – сказал он, сминая пустую пачку. – Ночь собирается, и начинается мой дозор.
– Дежурный Евгений Васнецов. Слушаю вас. – Сегодня Женька не сыпал шуточками, а отвечал на звонки серьезно и собранным тоном.
– Женя, это я, Степан… – В горле вдруг запершило из-за накатившего ни с того ни с сего волнения. – Передай, пожалуйста, Геннадию Петровичу, что я буду у вас в офисе через двадцать минут.
– Хорошо, передам, – ответил Васнецов все тем же официальным тоном.
– И это… кхм… Жень, как там… наши? – Последнее слово далось мне особенно тяжело. Это раньше сотрудники Ночного Дозора Санкт-Петербурга были моими коллегами и соратниками, с которыми мы вместе стояли на страже Великого Договора. Теперь я был для них просто Степаном Балабановым, Светлым магом седьмого уровня.
Но тут в голосе Васнецова впервые послышались интонации живого человека, а не бездушного робота-автоответчика.
– Степ, мы тут все за вас с Мишкой переживаем! Вы не бойтесь, Драгомыслов вас не бросит, он на заседании за вас Темным рога пообломает… Будете через двадцать минут? Хорошо, я предупрежу охрану на входе, чтобы вас встретили. – Последние фразы он вновь выдал официальным тоном, скорее всего из-за появившегося рядом шефа.
– Спасибо, Жень, – поблагодарил я бывшего коллегу от всего сердца и нажал отбой.
Впервые за долгое время я добирался до аптеки Пеля не на своем «Форде», а на общественном транспорте. Потому что на заседание специальной комиссии Инквизиции мы отправимся все вместе на служебном «уазике». А вот как потом сложится маршрут, пока неизвестно. И мне очень не хотелось при определенных обстоятельствах вновь приезжать на Васильевский остров за своей машиной. Пусть будет как будет.
– Остановка «Седьмая линия». Осторожно, двери закрываются! Следующая остановка «Большой проспект, угол восьмой и девятой линий»…
Я покинул салон полупустого автобуса и зашагал в сторону офиса Ночного Дозора. Мыслей в голове практически не было, я двигался словно на автомате, механически переставляя ноги и внимательно приглядываясь по сторонам, чтобы ненароком не угодить под колеса автомобилей.
Чтобы хоть как-то развеять охватившее меня уныние, я достал из внутреннего кармана пальто плеер и, воткнув капельки наушников в уши, отдался во власть музыки.
Поглощенный музыкой, я не заметил, как оказался в центре Квартала аптекарей. До офиса Ночного Дозора в доме алхимика Пеля оставалось пройти каких-то пару минут. Но я медлил, чувствуя, как ноги заплетаются и всякий раз норовят поскользнуться на каждом обледеневшем участке. Но все же я смог удержать равновесие и ни разу не упасть.
Дверь в центральную парадную распахнулась ровно в тот момент, когда я только занес палец над кнопкой домофона. Охранник из числа обычных людей хмуро кивнул мне, на его лице читалось недоумение, словно он вроде бы и узнал меня, только все никак не мог вспомнить подробности нашего знакомства.
Неужели меня уже окончательно списали? Или просто у этого конкретного чоповца память на лица плохая? Да и черт с ним.
Стремительно миновав пункт охраны, я практически вбежал в такой знакомый и родной для меня внутренний двор аптекарского дома. За то недолгое время, что мне довелось здесь проработать, я успел изучить повадки и характеры практически всех жильцов и работников аптеки.
А вот и мои бывшие коллеги. Во двор спустились все сотрудники питерского офиса.
Вот Кирилл Батурин разогревает двигатель служебного «уазика». Вот на крыльце мнется с ноги на ногу Осип Валерьянович, смешно подергивающий своей чеховской бородкой. Наши милые девушки, Юля и Ляля, с красными от слез глазами, кутающиеся от холода в осенние куртки. Вся немногочисленная бригада оперативников, Илья, Миша и, конечно же, дядя Саша. Даже Женька Васнецов и курьер Павел вышли проводить нас.
Геннадий Петрович сидел в салоне «уазика». За прошедшие пару дней лицо его заметно осунулось, а под глазами появились синяки. Похоже, что в отличие от меня, продрыхшего полтора дня на узком диване в фотостудии, Драгомыслов спать не ложился в принципе. Мне даже как-то совестно стало, но что я мог поделать. Я уже ничего изменить был не в силах. Все, что мне оставалось, так это двигаться навстречу своей судьбе.
– Привет! – поздоровался я сразу со всеми.
В ответ ребята чуть ли не задушили меня в радостных объятиях. Каждый стремился пожать руку, хлопнуть по плечу, а девушки осторожно чмокнули меня в щеку. Не знаю, сколько бы еще продолжалось это спонтанное проявление эмоций, но тут из салона машины раздался властный голос Драгомыслова:
– Хватит вам! Вот вернемся с заседания, тогда и веселитесь. А сейчас пора ехать. Инквизиторы ждут…
Во дворе вновь воцарилось тягостное молчание. Дозорные сгрудились, словно стайка пристыженных школьников, у крыльца нашего офиса и бросали на нас с Мишей жалостливые взгляды. У меня появилось ощущение, что нас с Бизоном провожают в последний путь.
Гранкин же был неестественно весел, улыбался и подмигивал Ляле с Юлей.
– Девчонки, когда мы вернемся, с каждой по поцелую. И не по такому чопорному, какими вы Степу угощали. А чтобы от души!
– Да иди ты, Мишка! – фыркнули на перевертыша девушки, но в глазах их читались волнение и тревога.
Гранкин зычно рассмеялся и пошел. Но не к машине, а в противоположном направлении, к Башне грифонов. Остановившись напротив старинной кирпичной кладки, он оглянулся и посмотрел на Драгомыслова.
– Геннадий Петрович, разрешите? На удачу.
Драгомыслов нахмурил брови, а потом махнул рукой:
– Делайте что хотите, – и отвернулся.
Тогда Гранкин подмигнул мне и, прошептав заклинание, поводил руками перед башней. Сумрак чуть слышно отозвался, и цифры на кирпичах подернулись пеленой, смазались, а затем и вовсе исчезли, чтобы через секунду появиться вновь. Порядок их изменился, символы поменялись местами.
Я, повинуясь импульсу, подошел к другу, поднял с земли кусочек угля и нарисовал на одном из кирпичей башни двойку, а затем на другом тройку.