означавшей, что со своих позиций моя приятельница не потеснится, так как уже взяла аванс за услугу, которую мне предстоит кому-то оказать.

Вот только в этот раз она прокололась. Никуда не поеду. Не до частных заказов мне сейчас, потому что очень уж любопытная каша тут, в столице, заваривается. И самое главное, вся эта круговерть мне по душе. Я наконец-то ощутил в полной мере то, что вернулся домой. Почему? Потому что снова вокруг творится дурдом. Потому что времени ни на что не хватает. Потому что разные вроде бы события неведомым образом стягиваются в один тугой узел, который еще чуть-чуть, и может трансформироваться в петлю. И еще потому что снова нет никакой ясности – кто мне друг, кто мне враг. Там, в Европе, все было более-менее ясно. Кто бы что ни говорил и ни писал, но простые они там все, незамысловатые. Разве что Генриетта так и осталась для меня загадкой. Но в любом правиле всегда есть исключения, верно? А остальные… Как улицы в их городах. Они же у них или параллельны, или перпендикулярны. А у нас? Улица, первый переулок, второй, третий, после проходной двор, а за ним тупик. Но если очень надо, то и из тупика есть выход, через сквозной подъезд.

Так что – я дома. Не повезло тебе, Жози.

– А давай с тобой махнем в Санкт-Мориц? – с придыханием предложила она. – Там есть один отель, ему уже двести с лишним лет! Нас с тобой уже ждет мансардный номер. Все как мы любим: вид на горы, тишина, вино, свечи, ты и я!

– И некая неприятность, которая ни с того ни с сего свалилась на голову владельца этого отеля, – продолжил я ее фразу. – Верно?

– Не «некая», а «пустяковая», – поправила меня француженка. – Верно расставляй приоритеты. Главное – мы с тобой и наша любовь. А невесть откуда выползший призрак… Ты быстренько загонишь его туда, где ему и место, для тебя это раз плюнуть. Разве не так, Алекс? Разве я не права?

– И да, и нет, – рассмеялся я. – Ты, конечно же, права, солнышко. Все эти призраки из старых отелей и гостиниц часто похожи друг на друга. Редко, когда что-то на самом деле интересное попадается. Но вот с остальным промашка вышла. Я не поеду в Швейцарию. Мне некогда.

– Слушай, я понимаю, что в Венгрии сейчас очень и очень неплохо, – вкрадчиво шепнула в трубку Жозефина. – Вокруг весна, у тебя играет кровь, грудастые девицы пляшут вокруг майского шеста… Или какие там у них весенние забавы? Я просто не знаю. Но что они значат в сравнении со мной? Будь честен, Алекс, их много, а я у тебя одна. Одна на всю жизнь.

Воистину, ее тщеславие и самооценка достойны того, чтобы их какой-то психолог в кандидатской отразил. И самое забавное в том, что она на самом деле так думает. Это не шутка и не игра.

– Я не в Венгрии.

– Что? Просто плохо слышно.

– Жози, я уже не в Венгрии. Я домой вернулся. В Россию. И, как выяснилось, у меня тут масса дел накопилась, причем все они требуют пристального внимания. По этой причине я до осени точно невыездной. А то и до следующего года.

– Алекс, помощь требуется моему очень хорошему другу, – зашла Жозефина с другой стороны. – Я уже обещала. Он на нас с тобой надеется.

– Вали все на меня, – предложил ей я. – Как обычно: «ох уж эти русские», «они только бомбы умеют делать», «он объезжает нового медведя, потому не может приехать».

– Алекс, ты не понимаешь, – Жозефина замолчала. – Ладно, хорошо. Я возьму всего тридцать процентов комиссионными. Семьдесят – твои.

– Оставь себе все сто, – разрешил я. – И заблокируй телефон своего хорошего друга, чтобы он не смог тебе дозвониться с претензиями. Это единственное, чем могу тебе помочь.

В чем в чем нельзя отказать моей приятельнице-ведьме, так это в чутье. Вот и сейчас она каким-то седьмым, а то и десятым чувством поняла: дело провалено, не уговорить меня никак.

– Я думала, общее прошлое связало наши судьбы навсегда, – печально и показно-ошарашенно, с горючей девичьей слезой в голосе пролепетала она. – И как же мне сейчас больно. Ты даже не предст…

Связь разъединилась, оборвав ее фразу на полуслове. По всему, мне следовало бы ей немедленно перезвонить, но я этого делать не стану. Почему? Ну, хотя бы потому, что Жозефина фиг сейчас трубку возьмет. Нет, она будет сидеть, любоваться солнцем, садящимся в волны Лионского залива, пить «Шатонеф-дю-Пап», с удовольствием считать, сколько раз мной будет набран ее номер, и прикидывать, как скоро я сорвусь с места, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Надо заметить, что несколько раз это даже срабатывало. В смысле, со мной. Пусть давно, но срабатывало. Вот такой я доверчивый дурачок.

Был.

Так что, нет. Не перезвоню. Тем более что отношения наши от этого никак не пострадают. Через две недели, или три, или месяц раздастся звонок, и я снова услышу ее голос. И разговаривать мы станем так, будто сегодня ничегошеньки не произошло.

Еще одной причиной такого моего поведения является то, что мы наконец-то почти добрались до места, а именно до коттеджного поселка, в котором проживает семейная чета Ряжских. Узнаю я эти места, благо два года назад тут довелось побывать, причем воспоминания о тех визитах к числу неприятных, пожалуй, что не относятся. Они были скорее поучительны, как, впрочем, и все общение с этим семейством. Столько всего нового я узнал благодаря ему и об этом свете, и об обществе, и о своем месте в нем. Том, которое я, по мнению этого милого семейства, должен всегда знать.

А еще они меня в конце концов сдали не менее славным людям, которые хотели изучить мой богатый внутренний мир, сделав полостную операцию без наркоза. Прекрасно знали, чем это для меня закончится, и все равно сдали. Нет, положительно, повезло им тогда, что у меня времени было мало до отъезда. Ну и еще