Одним новшеством, введенным голландцами в плавание по Индийскому океану, стало использование их выходящими в рейс восточными «индийцами» маршрута по ревущим сороковым[71]. Этот путь в океане обнаружил в 1611 г. Хендрик Браувер, и шесть лет спустя его официально утвердили Heeren XVII. Пройдя (или оставив) мыс Доброй Надежды, «индийцы» брали курс на восток, между 36 и 42° южной широты, пока не достигали зоны юго-восточных пассатов, где они брали курс на север, к Зондскому проливу. Как только голландские позиции на Востоке упрочились благодаря захвату Джакарты и превращения ее в перевалочную базу и главную штаб-квартиру под названием Батавия, отправляющиеся в плавание суда обычно выходили из портов метрополии тремя следовавшими друг за другом флотами. Kermis — «ярмарочный» флот отплывал в сентябре; «рождественский» — в декабре или январе; и «пасхальный» — в апреле или мае. Из этих трех флотов наиболее важным считался «ярмарочный», поскольку он достигал Батавии в марте или апреле, в самое подходящее время для перегрузки товаров, предназначенных для наиболее ценных азиатских рынков — Китая, Японии, регионов Бенгальского и Персидского заливов, — не дожидаясь следующего сезона юго-западных муссонов. Возвращавшиеся домой «индийцы» обычно оставляли Батавию двумя флотами. Первый миновал Зондский пролив примерно в конце года, а второй следовал за ним пару месяцев спустя, когда с северо — восточным муссоном прибывали грузы из Бенгальского залива, Китая и Японии. После 1652 г. отплывающие и возвращающиеся домой суда обычно заходили в район мыса Доброй Надежды в Капштадт. Длительность плавания в обоих направлениях составляла где-то от пяти с половиной до семи месяцев, более длительные путешествия были отнюдь не редкостью, а более короткие случались крайне редко.

Николас де Графф, описывая грандиозный взлет могущества и богатства Голландской Ост-Индской компании, повествует нам, что наиболее прибыльными и популярными как среди моряков, так и у торговцев считались рейсы из Батавии в Японию, Китай, Бенгалию, Коромандельский берег и Сурат. В этих излюбленных регионах надолго хватало совсем небольших денег, потому что там всего имелось в изобилии и стоило это дешево, а контрабанда или «частная» торговля цвела буйным цветом. Что резко контрастировало с Молукками, где прибыль от торговли специями принадлежала исключительно компании, а продовольствия не хватало и стоило оно дорого. В фортах и факториях на Молукках был высокий уровень смертности, и постепенно служба в них становилась все менее популярной. Тем более что власти определенно предпочитали оставлять тех, кто уже акклиматизировался, чем заменять их вновь прибывшими, которые, вполне возможно, могли вскоре умереть.

Как мы видели, компании лишь ценой больших усилий удавалось удерживать монополию на Молукках и Цейлоне, а во всех остальных местах ей приходилось считаться с европейской и/или азиатской конкуренцией. Например, даже после захвата у португальцев основных поставляющих перец регионов Малабарского берега в 1661–1663 гг. и после подчинения торговавшего перцем султаната Бантам в 1684 г. голландцы по-прежнему сталкивались с сильной английской конкуренцией на западном побережье Индии и на Суматре. Планам по монополизации рынка перца в Европе, периодически вырабатывавшимся Heeren XVII, не суждено было претвориться в жизнь; и в 1736 г. EIC вывезла в Лондон столько же перца, сколько VOC в Батавии получала со всего Малайско-Индонезийского архипелага. Весь XVII в. китайские торговцы точно так же проявляли крайнюю активность в торговле перцем на Суматре, и именно китайские «контрабандисты» не позволили голландцам добиться монополии на торговлю перцем на острове Борнео (Калимантан) в 1730-х гг.

Хотя Heeren XVII неизменно старались купить подешевле и продать подороже где и когда только могли, такое не всегда оказывалось возможным или желательным, даже при их монополии на пряности Молуккских островов. Как писал в Батавию в 1673 г. совет директоров, гвоздика «использовалась (раньше) компанией вместо денег для выплаты ежегодных дивидендов, что повлекло за собой снижение цен на нее, однако в связи с этим вырос и спрос, а использование гвоздики распространилось по всей Европе». Четырьмя годами позже Heeren XVII смогли зафиксировать продажную цену на гвоздику в 75 стюверов за фунт, а с начала XVIII в. на том же уровне была зафиксирована цена и на мускатный орех. Директора имели возможность удерживать эти цены вплоть до 1744 г., и хотя цены время от времени слегка менялись, компании удалось поддерживать действительную монополию на пряности с Молуккских островов до самого кануна собственной ликвидации. Когда в 1735 г. склады в Нидерландах оказались переполненными, было уничтожено 1 миллион 250 тысяч фунтов излишков мускатного ореха — точно так же, как двумя столетиями позже в Бразилии жгли излишки кофе.

Голландская Ост-Индская компания, как и ее английская соперница, создавалась преимущественно для торговли перцем и пряностями, и эти два наименования товаров в первой половине XVII в., безусловно, составляли наиболее ценную часть отправляемых домой грузов. Однако к 1700 г. европейский спрос на индийский текстиль и отрезы хлопчатобумажной ткани, как и на китайский, бенгальский и персидский шелк и изделия из него, привел к тому, что эти товары взяли приоритет над перцем и пряностями, как в закупках, так и в продаже. XVIII в. стал свидетелем феноменального взлета торговли чаем и кофе, и эти стимуляторы стали более важной группой товаров, чем текстильные изделия, тогда как относительная стоимость перца и пряностей падала все ниже. Heeren XVII занялись торговлей китайским чаем довольно поздно, и их претензии на доминирование в этой отрасли торговли путем установления прямого сообщения между Нидерландами и Кантоном в 1729–1734 гг. не увенчались успехом. После чего они вернулись к своей прежней практике перевозки чая через Батавию, однако VOC еще довольно долго удерживали свои позиции в качестве компании-перевозчика для англичан. Широкомасштабное возделывание кофе и сахара на Яве в XVIII столетии приобретало все большее значение. В 1721 г. 90 процентов кофе, импортировавшегося УОС в Европу, все еще поступало из порта Моха (Мохэ)[72] в Йемене, и только 10 процентов с Явы; однако пять лет спустя это соотношение сменилось на прямо противоположное. К 1780 г. яванские сахар и кофе стали для Голландской Ост-Индской компании почти столь же важны, как и для Королевства Нидерланды в следующем столетии, во времена «культивационной системы»[73] ван ден Босха[74].