Требования европейского рынка должны были быть сбалансированы с требованиями международной торговли в Азии, что естественным образом вызывало значительные колебания спроса и предложения. По самым грубым подсчетам, около двух третей грузов пряностей доставлялось в Европу, а треть поставлялось на рынок восточнее Суэца, где Сурат долгое время служил самой важной факторией по продаже гвоздики. Мечте Куна о финансировании всей экспортной торговли компании с Европой за счет прибыли от его предполагаемой монополии на международную торговлю в Азии не суждено было осуществиться, однако Heeren XVII всегда старались завладеть столькими слитками золота или серебра из азиатских стран, сколькими только могли, чтобы тем самым снизить ввоз драгоценных металлов из Европы. Вплоть до 1668 г. ввоз серебра из Японии давал голландцам значительное преимущество над их английскими конкурентами, поскольку они не в такой степени зависели от поставок европейского и испано — американского серебра, как последние. Когда японское правительство в тот год запретило экспорт серебра, VOC переключила свое внимание на японское золото, от которого можно было с прибылью избавиться на Коромандельском берегу. Бум японского золота продлился недолго, его в 1670 г. сменила медь, как «невеста, ради которой мы пляшем», согласно метафоре генерал-губернатора ван Имгофа от 1745 г. Почти целое столетие японская медь продолжала быть основой торговли между Батавией и Нагасаки, пока после 1770 г. не стала проникать на азиатский рынок во все больших объемах шведская медь.

Heeren XVII время от времени строили всевозможные неосуществимые планы захвата монополии на китайский и иранский (персидский) шелк, однако им никогда не удавалась даже скупка товара по спекулятивным ценам. В 1636 г. на сцену вышел третий великий производящий шелк регион, Бенгалия, и к концу столетия бенгальская торговля шелком превзошла китайскую и иранскую. Английская конкуренция в этом регионе становилась для VOC все более опасной, и к 1740 г. англичане в Бенгалии оставили своих соперников далеко позади. То же самое произошло и с индийской торговлей текстилем на Коромандельском берегу. Торговля хлопчатобумажной тканью из этого региона и из Гуджарата справедливо описывалась в 1612 г., как «левая рука» торговых операций Голландской компании на Молукках, тогда как ее «правой рукой» являлась торговля пряностями. Помимо продаж в Европе, различные сорта индийских тканей, от грубого «рубища», предназначенного для негров-рабов, до тончайших «изысканных тканей для изысканных дам» легко продавались в большей части муссонной Азии и на побережье тропической Африки. Таким образом, они оказались столь же важны для развития азиатской межпортовой торговли, как золото и серебро, и голландцы с англичанами, как и их португальские предшественники, стремились завладеть ими. VOC взяла хороший старт и опередила EIC на Коромандельском берегу, однако ее положение серьезно пошатнулось из-за междоусобных войн в самой Голконде и вокруг нее в последнем десятилетии XVII в., в тот период, когда англичане превзошли голландцев в объемах капитальных ресурсов. «Левая рука» VOC ослабла, и к 1740 г. здесь, как и повсюду в Индии, прежнее коммерческое превосходство Голландской компании перешло к англичанам.

Разумеется, помимо перца, пряностей, текстиля, чая, кофе и фарфора имелось много других азиатских товаров, которыми занималась Голландская Ост-Индская компания. Индиго и селитра из Индии, лакированные изделия из Японии, слоны с Цейлона, рабы из Аракана, Бутана и Бали — вот лишь некоторые из тех, что можно было бы упомянуть. Объем книги не позволяет нам рассмотреть все сферы торговой деятельности компании, однако есть один аспект, который зачастую остается недостаточно освещенным, — это вездесущность так называемой частной торговли, существовавшей параллельно с законной деятельностью компании. Директора не могли или попросту не выплачивали подавляющему большинству своих служащих достойное жалованье. Более того, приличная часть их скудного жалованья оставалась в отделениях компании в метрополии до истечения срока контракта служащего в тропиках — отчасти как мера предосторожности от дезертирства. Начиная с 1658 г. и далее Heeren XVII при итоговом расчете со своими людьми еще и манипулировали обменным курсом, причем не в пользу служащих, рассчитывая риксдалер (который стоил в Нидерландах 60 стюверов) по 64 стювера. Фактически никто не мог прожить на свое официальное жалованье, не говоря уж о накоплениях к возможной отставке, а до 1753 г. пенсию можно было заслужить только при исключительных обстоятельствах. В результате все, от генерал-губернатора до юнги, приторговывали на стороне, и всем это было известно.

Следуя примеру своих португальских предшественников, Heeren XVII разрешали каждому привозить в своем рундуке домой небольшое количество недорогих восточных товаров, однако такой привилегией постоянно и с легкостью злоупотребляли. Сетования по поводу повсеместной распространенности частной торговли начались с августа 1603 г., когда компании исполнилось чуть больше года. Шестью годами позже директора с горечью отмечали, что «старшие и младшие торговцы, шкиперы, офицеры, рядовые и прочие сотрудники компании» покупали и привозили или отправляли домой «лучший тончайший фарфор, лакированные изделия и прочие индийские редкости, нарушая этим принятую ими присягу». Подобные жалобы неизменно повторяются в официальной корреспонденции компании до самых последних дней ее существования. Директора время от времени пересматривали качество и количество беспошлинных (или частично беспошлинных) товаров, которые можно было взять домой в рундуках, однако наиболее ценные всегда оставляли исключительно за компанией. Как писал Дэвид Хенни об аналогичном положении в Британской Ост-Индской компании: «Что вышло из этих вопиющих мер, можно было предвидеть, даже обладая интеллектом кролика средних размеров». Люди, рисковавшие своей жизнью в тропиках за ничтожное жалованье, не собирались довольствоваться «ловлей мух» или «жеванием соломы», а имели намерение как можно быстрее разбогатеть. Их начальники на Востоке обычно не проявляли желания разоблачать своих подчиненных, поскольку и сами практически всегда были еще глубже вовлечены в это дело.

Возможностей для мошенничества и растрат было великое множество. Помимо прямого взяточничества и «посредничества» — и то и другое имело широкое распространение, — на отдаленных факториях учетные записи компании можно было относительно легко «подогнать». Закупавшиеся товары могли приходоваться по фиктивным завышенным ценам, краденые или поврежденные сильно переоцениваться; расходы на проживание и поездки раздуваться, как современные счета на расходы; строительные материалы и жалованье рабочим могли рассчитываться по более высоким ставкам, чем оплачиваться на самом деле.

Некоторые служащие VOC ссужали деньги китайским и другим азиатским купцам под проценты, даже если это означало, что цены на перец (к примеру) могли взлететь в результате конкурентных торгов и на открытых торгах компании пришлось бы платить за него больше. Другие служащие торговали от имени азиатских купцов или в сотрудничестве с ними, хотя и то и другое было строго запрещено. Уже в 1652 г. VOC запретила своим работникам отправлять свои личные накопления в Европу посредством векселей EIC, однако служащие обеих компаний продолжали пользоваться услугами конкурентов для перевода добытых нечестным путем средств. Эта практика вызвала во второй половине XVIII в. серьезный скандал. Иоганн Росс, агент Голландской компании в Бенгалии, нажил не менее полумиллиона рупий на комиссионных за денежные средства, которые служащие английской «Компании Джонов» тайно переправляли в Англию через голландскую «Компанию Янов» и банкирские дома Амстердама.