Только вот второго убийства он совершить не мог.

Ну и что, ты же так и думал, ты спорил с психологом, ты настоял на продолжении расследования в театре, у тебя была единственная, ненадежная зацепка – пропавший зонт. И он нашелся, и твоя версия подтверждается – пусть не опирается пока на неопровержимые доказательства, но подтверждается разными мелкими фактами, которые по крайней мере не опровергают ее.

А ведь есть еще надежда на маленький пакетик – на лежавшей в нем крошечной железке вполне может оказаться отпечаток пальца.

Кемаль посмотрел на часы: вот-вот начнется антракт, ему надо найти Айше, но главное – можно будет опять слушать и смотреть вокруг, а не на сцену, а значит, появится надежда что-нибудь услышать и увидеть. За кулисы его вряд ли пустят, а впрочем, в суете и неразберихе… или ему только кажется, что у них вечно неразбериха? Они, эти шумные, неорганизованные, странные балетные, люди, в отличие от него и его коллег, добились-таки результата.

У них все получилось, несмотря на все препятствия, дурные предзнаменования, не готовые вовремя костюмы и декорации, да, все получилось, и еще как! Это говорили ему, словно упрекая за тщету и безрезультатность его собственных усилий, грянувшие после секундной тишины аплодисменты и крики «Браво!»

Они показались Кемалю искренними и долгими, и глаза и лица появившихся в фойе зрителей подтвердили: да, все получилось. Первые два акта «Лебединого озера» имели успех.

Теперь в фойе существовал и эпицентр этого успеха – принимающий поздравления Гинтарас, как будто даже слегка удивленный тем, что все получилось, шумящая вокруг него, радостно-возбужденная свита, еще боящаяся поверить в реальность успеха и суеверно отмахивающаяся от преждевременных восторгов зрителей.

– Слушай, я даже не ожидала… Одетта – молодец девчонка! Собралась, все сделала!..

– Ой, Ген, получилось вроде, а?

– Тьфу на тебя, сглазишь еще!

– Одиллия-то наша не упадет, как думаешь? Она вчера на генеральной всю мазурку ни жива ни мертва простояла, с таким лицом… я думал, ей плохо станет!

– Да понятно, волнуется девочка…

– Какую мазурку? – удивилась Лиза.

Что-то сегодня она думала про мазурку, только не в связи с «Лебединым»?.. Ах, да, про балы и не приглашенных на мазурку барышень: самый интересный танец, со сложными, объявляемыми распорядителем фигурами, со сменой и выбором партнеров, с возможностями для легкого флирта и серьезных объяснений. Сколько любви и разбитых сердец на счету у мазурки, сколько голов она вскружила, сколько надежд не оправдала – опасный танец мазурка! Бесспорный хит дискотек девятнадцатого века, обманщица мазурка: начинаешь танцевать с одним, потом выбираешь другого, потом выбирают тебя – как легко запутаться, ошибиться, кружит голову мазурка, отвлекает сложными фигурами… вдобавок маменьки глаз не спускают. – Разве Одиллия танцует мазурку?

– Лиз, ты чего, нет, конечно! У нее после мазурки па-де-де, ты, что, забыла? Фуэте ей крутить знаменитые, а она на месте устоять не может, еле-еле двенадцать-тринадцать делает! Ничего, там сократили, где можно, и Эрол в случае чего сразу вступит…

– Кстати, о мазурке – пусть хоть сегодня шапочки не как фески свои турецкие наденут! Разве это польская мазурка?!

– Спокойно, ребята, пока все путем!

Неожиданно они почувствовали какое-то движение, толпа вокруг них расступилась, и другой эпицентр, с куда более многочисленной и торжественной свитой, приблизился к ним. Директор театра, главный хореограф, Игорь и Эльдар, какие-то серьезные молодые люди и журналисты – все, кто хоть что-то понимает в механизмах и танцах власти, вились вокруг благосклонно улыбающегося господина средних лет и его затянутой в черное с блестками платье жены.

«Кто-то важный! – подумала Лиза. – Мэр, что ли? Или из министерства?»

Нет, все-таки мэр. Эльдар, похоже, с ним на дружеской ноге: он ловко, хотя не очень точно переводил, представил мэру своего ученика Гинтараса, не снизойдя до остальных, хвалил Шевкета и вообще вел себя так, как будто всю жизнь мечтал об успешной премьере «Лебединого озера».

Атмосфера успеха, видимо, подействовала на ничего не понимающего в балете чиновника: он говорил о нем как об уже состоявшемся, хвалил солистов, костюмы, постановщика, главного хореографа, декоратора… и все радостно принимали эти щедро расточаемые комплименты – уже без оглядки на висевший совсем рядом траурный портрет.

Звонок прервал эти любезности и разговоры, все заторопились в зал, и снова медленно и многообещающе погасла люстра, и зазвучали фанфары, и ворвался черным вихрем на веселый бал демонический Ротбарт с неотразимой Одиллией, в которой никто не заподозрил бы волнения дебютантки. И понеслись, превращаясь в воспоминания, прерываемые аплодисментами испанский и чардаш, неаполитанский и мазурка – хорош черный акт «Лебединого озера», ах, как хорош!

Крыльями развевается черный плащ колдуна, он неслышно летит по кругу, как будто не видя ни оркестра, ни сидящих перед ним зрителей; он несется прямо на них, но вдруг, взметнув плащом, останавливается на секунду на самом краю и, быстро повернувшись, несется дальше… и Одиллия победоносно и завораживающе манит принца, и улыбается, и прыгает, почти зависая в воздухе, и крутится в вихре своих фуэте – сколько их было, какая разница?!

И покорен, очарован и обманут красавец Зигфрид, покорены и очарованы зрители, и бьет в отчаянии трепетными крыльями бледный призрак печальной Одетты, и торжествует временно победившее зло, и презрительно брошены на пол белые розы, и снова переливается мягким бархатом обманщик-занавес.

«Да, – сверкнули прямо на Лизу огромные, увеличенные гримом глаза вышедшего на поклон прекрасного принца, – да, видишь, как легко ошибиться! Кружат голову фуэте и мазурка – и не заметишь, что танцуешь не с той или не с тем…»

Ему хорошо: ему подскажут ответ цвета костюмов, для него написано либретто, для него все спланировал балетмейстер – а как мне узнать, когда я ошиблась? Когда принимала приглашение на долгую и сложную, на всю жизнь, мазурку, или когда, соскучившись от одиночества, отвлеклась на чужого кавалера?

Да и принц… может, ему тоже было бы лучше с инфернальной красоткой Одиллией? Если бы знать…

– Мы что-нибудь придумаем, Лиза, – словно прочитав ее мысли, прошептал Цветан, взяв ее руку.

– Конечно, придумаем, – не задумываясь и не отнимая руки, ответила она.

Зачем задумываться: кружит головы мазурка, бросает нас то в grand rond, то в chain… нам бы только услышать повелительные крики распорядителя балов, не увлечься музыкой, не ошибиться у всех на глазах в сложном рисунке танца!

Но наш жизненный режиссер-постановщик слишком занят, чтобы постоянно подсказывать, неизвестно, кем пишется наше либретто, не окрашены костюмы лишь черным и белым… ничего, мы как-нибудь дотанцуем эту веселую и утомительную мазурку сами.

Только вот… неужели после нее еще предстоят фуэте?