Он рассмеялся и глянул на сигарету у себя в руке:

– Вспомнил я прозвище.

По его тону было понятно, что до этого он не врал. И забыл даже такое. Он снова покосился на сигарету и скорчил подобие улыбки.

– Пепелушка. От «пепельница». – Он говорил нарочито небрежно, с усилием произнося каждое слово. – Хорошо сигареты тушились об ее пухлые ручки. – Он неторопливо направился к выходу.

Я схватился за стойку бара. Посмотрел на Шан.

– Все хорошо, – повторяла она дрожащим голосом. – Все хорошо.

В ушах что-то щелкнуло, зазвенело. Рот наполнился слюной. Искрящиеся сполохи перед глазами слились в ревущий огненный поток. Шан потянулась к моей руке, но я уже поднимался над землей, выходил из тела.

Я схватил бутылку «Джека Дэниелса» за горлышко, замахнулся, так что потекло по рукам, и со всей силы обрушил ее на затылок Бейтмена. Все вокруг окатило фонтаном стеклянно-кровавых брызг, руки сотрясла сильнейшая отдача. Бейтмен устоял, схватившись за стену. Повернулся, потрогал голову и оскалил рот, похожий на рану.

Я сжал в руках «розочку».

С нечеловеческим воплем ринулся на Бейтмена.

Его рука рванулась вперед, как поршень, и обрушила на меня сильнейший удар. Я повалился на парочку за ближайшим столиком. Бейтмен ринулся ко мне. Я откатился, и вместо меня досталось парню, на которого я до этого упал. Не успел я подняться с колен, как Бейтмен снова набросился на меня, и я попытался ударить его снизу в пах. Он вовремя увернулся, и удар пришелся в бедро. Бейтмен покачнулся, но не упал. Опершись на опрокинутый столик, он пнул меня в голову. Падая, я описал в воздухе идеальную дугу. Бейтмен обрушился на меня всем своим весом.

Схватил за челюсть и принялся молотить головой о бетонный пол. Я дважды ударил его в затылок, но он даже не заметил. Его хватка крепчала. Он казался сплошной грудой мышц, которая вот-вот меня убьет. Я шарил руками по полу в поисках опоры.

Или какого-нибудь предмета.

Правой рукой я нащупал разбитый стакан, упавший с поломанного стола. Бейтмен замахнулся для очередного удара. Я сжал осколки так, что из ладони брызнула кровь, и всадил зазубренное стекло Бейтмену в здоровую половину лица. Вдавил, что есть силы. С диким воплем Бейтмен запрокинул голову и разжал руки. На этот раз я пнул его в пах так, что его перекосило от боли. Я поднялся на ноги, наступив на перевернутый столик.

Здоровый глаз Бейтмена кровил, а лицо приобрело цвет окислившейся меди.

Я врезал ему кулаком в живот. Он согнулся пополам и блеванул. Обхватив его за шею, я с такой силой врезал ему в нос коленом, что нога онемела. Потом отступил, держась за голову. Бейтмен пошатнулся раз, другой, испустил изо рта струйку крови и повалился на пол. Я упал на него, слезы застилали мне глаза, но я, задыхаясь, колотил его по лицу, по шее, по груди.

Плечо мне сжала чья-то рука, я ее сбросил. Меня снова схватили за плечи, потянули вверх. Оттаскивали от Бейтмена, а я двумя руками раздирал ему рот и что-то кричал. Меня оторвали от него и поволокли через зал. Все вокруг было разбито. Посетители жались к стенам, испуганно прижимали ладони ко рту. Успокаивали друг друга. Сидели на полу, закрывая руками порезы и ушибы. Я смотрел на удаляющуюся от меня Шан. Она плакала в баре, закрыв лицо руками.

К тому времени как меня заперли в камере, я вправил себе челюсть. Настаивать на разговоре с дежурным или на телефонном звонке было слишком поздно. Звонить все равно было некому.

Да и что я скажу?

Четверо топтал зашвырнули меня в полицейский фургон. Я чувствовал каждую кочку. Виски сверлила запредельная боль. На мгновение подумалось, что происходящее – ночной кошмар и я вот-вот проснусь. Но вместо этого меня арестовали и посадили под замок.

Добро пожаловать в ад.

Топталы были суперлюдьми, не выходящими из состояния полной боевой готовности. Демонстрировали невиданные результаты тестов на интеллект, эмоциональную отзывчивость и интуицию. Разумеется, таким рады в современной полиции. Во время дежурств они попивали протеиновые коктейли, тягали гири и беззлобно задирали друг друга. Когда поступал вызов, они оперативно выезжали на место и прекращали беспредел.

Неуклонно повышая свое мастерство.

Возможно, мне повезло, что я остался жив, хотя как посмотреть.

От запаха крови, пота и бурбона крутило желудок. Колено, которым я двинул Бейтмена в лицо, не сгибалось, а голова болела так, будто череп раскололи, а потом склеили в темноте. На ощупь она казалась чужой и обзавелась незнакомым рельефом из рубцов, шрамов и шишек. Сотрясение виделось бесконечной ломаной линией горизонта, а руки в порезах и ссадинах казались чужими. Руки психопата. Правая ладонь блестела от осколков стекла, которое я вонзил в лицо Бейтмена, и я еще выковыривал их, когда засов отодвинули.

– Отойдите от двери, – скомандовал дежурный.

Он был весь какой-то гладкий, даже без линии подбородка. И без малейшего намека на чувство юмора. Я никак не мог запомнить его имя. Он будто представлял собой промежуточную ступень эволюции, после которой люди стали людьми.

– Сейчас, – с трудом произнес я.

Мне не очень хотелось знать, кто снаружи. Паррс, возможно, отправил бы меня к зэкам с табличкой «Коп» на спине.

– Отойдите от двери, – повторил дежурный.

– Сейчас, черт подери. – Голос прозвучал так, будто мне в рот напихали ваты.

Я встал со скамьи, но дверь уже открылась. Вошел Сатти. По сравнению со мной вид у него был вполне презентабельный. На самом деле я был рад его видеть.

– Ладно уж, не вставай, – сказал он мне и бросил дежурному: – Дай нам минутку.

Дверь за ним захлопнулась, я осел обратно на скамью.

– Вытащи меня отсюда, Сатти…

– Не могу, приятель, – сказал он, втирая в ладони антисептик.

– Мне не дали позвонить.

– Если у тебя не сам Господь Бог на проводе, звонок не поможет. Ремень и шнурки оставили. Тебе это ни о чем не говорит?

– Не рассчитывают, что я долго здесь пробуду.

– В каком-то смысле…

Я посмотрел на него:

– Что? Думают, я повешусь из-за барной драки?

– Не простой барной драки, насколько мне известно. Что это было, Эйд? Снова заказное убийство?

Я ничего не ответил.

– Наркотики? В твоем случае всегда есть варианты…

– Ни то ни другое.

– Думают ли они, что ты повесишься? Да они на это рассчитывают. – Сатти рассмеялся. – Правда-правда. Там в дежурке уже ставки делают. Ждут, что ночью кто-то сорвет куш.

Я ничего не ответил.

– Я был в ярости. Сказал, чтоб не смели глумиться над моим напарником. Поставил кучу денег на то, что ты увидишь рассвет. – Сатти улыбнулся. – Повеситься? Не в твоем стиле. Совершенно. Те, кто вешается, пинают стул, обсирают штаны и выставляют себя на всеобщее обозрение. – Он покачал головой. – Вот если б тебе дали бензопилу или дробовик, тогда другое дело… – Сообразив, что я не расположен шутить, он сменил тему. – Тебе хорошую новость или плохую?