— Постой. — прервал рыдания здоровяка Феликс. До маленького вора наконец стало доходить, в чем тут дело. — А у этого ножа, ну, который ты украл, у него была рукоять?

Парнишка на секунду замер, словно суслик, увидевший неподалеку хищную кошку, а затем отрицательно помотал головой.

— Похоже, сегодня боги были не добры к нам обоим, раз наслали такие несправедливые обвинения. — со вздохом проговорил Феликс, облокотившись спиной о холодную каменную стену. — Меня обманул подлый книжный червь, будь он проклят, а тебя уличная эспада.

— Кто? — всхлипывая, Милу оторвал ладони от заплаканного лица.

— Эспады. — повторил Феликс. — Базарные воры, которые работают на черных кузнецов и переплавщиков. Они крадут ценные вещи, сделанные из железа, обычно это оружие, а затем снимают дорогие рукояти и отламывают верхушку клинка, там, где печать мастера. А остатки, если они не слишком ценные, подкидывают зазевавшимся прохожим, чтобы отвести подозрения. Но в большинстве своем они подкидывают подделки, чтобы оставить хороший клинок себе.

— Таким как я. — сказал Милу. — Я был таким зазевавшимся прохожим. Преподобный говорит, что я все время зеваю и витаю в облаках.

— Именно. — кивнул Феликс. — Так что не бойся, ты не преступник, и муки ада тебе не грозят, во всяком случае за то, что ты не делал.

Секунду Милу смотрел на Феликса напухшими от слез глазами, а затем снова спрятал лицо в своих широких ладонях. — Ох, и достанется же мне от преподобного. Снова зевал, и вот что случилось. Обманули. Правильно говорят, что я ни на что не годен.

— Кто так говорит, наверное, сам очень глуп и слеп. — снова начал успокаивать его Феликс. — Разве похоже, чтобы ты был ни на что не годен? Смотри, тебе удалось разозлить столько народа, просто сидя на месте!

— Тоже мне достижение. — угрюмо пробормотал старый пират, который теперь прислушивался к их разговору.

— Не всем дано совершать великие вещи, но знаешь, даже боги, порой, не могут делать то, что под силу обычным смертным. — сказал Феликс, положив ногу на ногу, и подавив смешок. Ему вдруг представилась эта сцена со стороны. Он тут сидит в разноцветном костюме петуха и поучает жизни этого бедного юношу. — Ты слышал историю «про короля, который не умел пользоваться мечом»?

Милу снова вынырнул из своих широченных ладоней, и на его пухлом лице застыл неприкрытый интерес. Он тихо помотал головой, отчего его розовые щеки смешно затрепетали.

— Тогда давай я тебе расскажу, пока будем ждать своего скорого освобождения, которое непременно должно будет случиться, если, конечно, боги окончательно не сошли с ума. Уверен, скоро нас вызволят из этих неприветливых мест.

— Нас освободят? — удивился Милу.

— Конечно! Мы же оба невинные и честные люди, которые не совершали тех постыдных проступков, которыми нас оклеветали! — с жаром отозвался Феликс.

— Так что там с историей? — донеслось до них из соседней камеры.

Повернув голову, Феликс увидел, что другие заключенные тоже подошли к прутьям и с интересом вслушиваются в их разговор.

— А, это… Да, история про короля. — начал было Феликс, собирая у себя в голове все возможное воображение, а на языке красноречие, которое он всю жизнь оттачивал, словно убийца острый нож. — Давным-давно, в далеких землях существовало королевство… могущественное королевство, которым правил великий король. У которого не было никакого имени! — тут же прибавил он, увидев, как Милу открыл было свой рот, готовясь задать вопрос, который обычно задают в таких случаях. Феликс уже устал бесконечно придумывать новые имена несуществующим личностям.

— Как это такое может быть, чтобы без имени? — заплетающимся языком спросил один из заключенных. — Это, значится, неправда выходит. Даже у собак есть имена, а тут, видите-ли, целый король!

— Ну… его так и звали… Король. — отмахнулся Феликс.

— Он был таким же как Джума? Как наш добрый и славный претор? — быстро спросил Милу. Он был так увлечен, что уже не плакал, и с интересом глядел на Феликса своими большими глазами.

— Ну, почти. Скорее, как наш достопочтенный император Лионель. Он был правителем и защитником одновременно. Когда Король только появился на свет, боги спустились с небес и одарили его своим благословением и безграничными талантами. За чтобы тот не брался — все ему удавалось легко, как если бы все в мире подчинялось его воле. Он был лучшим певцом, лучшим художником, лучшим полководцем и любовником. Он был владыкой всех земель и морей, и даже солнце и луна могли погаснуть по его желанию, или вновь воссиять, превратив ночь в день, и наоборот. Он мог распоряжаться даже самой судьбой, и никто не мог ослушаться его повелевающего слова. Но даже имея такие таланты, которые могли склонить на его сторону все народы лишь одним взглядом, Король уважал только одну грубую силу. У него была непобедимая армия, которая покоряла все земли, поджигала моря и двигала горы. Король тоже участвовал в этих походах, но одна вещь его беспокоила больше всего остального в этом мире. Как бы он не старался, он не мог пользоваться мечом. Точнее, пользоваться-то он им, конечно, мог, но все оружие, которое он брал в свои руки, тут же рассыпалось на мелкие осколки, не выдерживая его могучей хватки. Это очень тревожило Короля, и он приказал привести к нему самых лучших кузнецов со всего мира, чтобы они сделали для него меч, которым тот сможет пользоваться.

Пока Феликс говорил, Милу, а вместе с ним и все остальные заключенные, затаив дыхание слушали его историю. Даже те, кто был не в состоянии держаться на ногах от обилия в их телах святого вина, подползли к решеткам, и пытались сконцентрировать свои рассеянные взоры на чудаковатом монахе в костюме петуха. А Феликс тем временем продолжал:

— И первым к Королю пришел кузнец из краев, где рождалась радуга и белые облака. Страны невиданной красоты и радостного изящества, которая находилась так высоко в небе, что даже птицы не могли до нее долететь. Влекомый чувством прекрасного, кузнец решил преподнести Королю меч из радужного хрусталя, который был настолько же крепок, насколько и красив.

«— Лик твой прекрасен, о всесильный Король,» — сказал он, «- а значит и оружие должно быть ему под стать.»

Взяв стеклянный меч в руки, Король удивился тому, что тот и вправду не рассыпался, как все другое оружие, созданное до этого. Но сделав первый взмах, он заметил, как по стеклянному лезвию прошла маленькая трещина. Второй взмах разрушил меч, и тот разлетелся на множество сверкающих осколков, таких маленьких, что ветер тут же разнес их по миру, и они превратились в драгоценные