стояли десять кроватей, маленькая Ханна лежала ближе к стене между двумя пожилыми женщинами. На кровати у окна, где было светлее и уютнее, сидела толстуха в розовом пеньюаре и болтала с сухопарым старым господином, предположительно ее мужем.

Пауль приветливо кивнул всем и подошел к постели девочки. Она не спала и, раскрыв большие карие глаза, с удивлением разглядывала незнакомых людей. Обе руки были в гипсе, грудь перебинтована, на голове тоже повязка.

– Ты меня помнишь, Ханна? – заговорил с ней Пауль. – Я Пауль Мельцер. Я позавчера привез тебя в больницу. Но я думаю, ты тогда крепко спала, помнишь такое?

Понимала ли она, что ей говорят? Какое-то время она просто смотрела на Пауля, потом прищурила глаза и пошевелила губами. Что она сказала, можно было расслышать лишь наклонившись. К тому же толстуха в розовом без конца болтала.

– Я… не… знаю…

Пауль тепло улыбнулся девочке. Слава богу, она разговаривала. Понимала ли она, что произошло? Но сейчас он об этом спрашивать не будет.

– У тебя что-нибудь болит?

Она хотела помотать головой, но из-за повязки оставила попытку.

– Мне… хорошо… – выдохнула она.

– Так и должно быть, – кивнул Пауль. – Мы о тебе позаботимся, Ханна. Ты выздоровеешь. И пойдешь в школу.

Ей понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить, что сказал молодой господин. А поняв, скорчила личико в улыбке:

– Мальчики… ходят в школу. Мы с Эрной… ходим с мамой… на… фабрику…

Пауль понял. Он уже слышал, что в многодетных семьях девочки рано начинают работать на фабрике, чтобы по крайней мере мальчики смогли выучиться.

– Ты пока отдыхай и выздоравливай.

– Да… – послушно ответила девочка.

Она закрыла глаза, кажется, их короткая беседа очень ее утомила. Пауль выпрямился и вопросительно посмотрел на отца, который опять вытирал себе лоб.

– Пошли, – сказал Иоганн Мельцер. – Не будем злоупотреблять, она еще очень слаба.

В коридоре им попался врач, и Иоганн осведомился о состоянии больной. О том, выживет ли она. Сохранит ли руки. Повреждены ли внутренние органы. Молодой доктор на все эти вопросы ответил, что на восстановление нужно время. Что пациентка молодая, у нее вся жизнь впереди.

– Она ни в чем не должна нуждаться, – хрипло произнес Иоганн Мельцер. – Я покрою все расходы.

Врач улыбнулся и добавил, что в клинике для пациентки делают все, что в их силах и что господин Мельцер об этом знает. Несомненно, им и сейчас удастся спасти его протеже. Он немного склонил голову, пожелал хорошего дня и ушел.

– И сейчас? – повторил слова доктора Пауль. – Что он имел в виду, отец?

Иоганн Мельцер помедлил с ответом. Он не был рад глупой проговорке врача, но раз уж слово сказано, придется объясняться. Раньше или позже все равно все откроется.

– Полгода назад здесь лежала Мари. Кровохарканье. Она лежала в этой же палате.

Пауль так испугался, что остановился перед открытой дверью лифта.

– Мари? Ты имеешь в виду нашу Мари, камеристку Мари?

– Ну да.

Теперь пришел черед отца удивляться, он не ожидал от Пауля такого участливого тона.

– Кровохарканье? То есть начальная стадия туберкулеза?

Иоганн поспешил успокоить сына и тихонько подтолкнул его в лифт. Нет, к счастью, туберкулез не обнаружили. Скорее, физическое истощение, девушка хрупкая, и – так объяснил врач – организм не справлялся с нагрузками на производстве. Она полгода служила швеей у Штеермана и хорошо служила. Но потом сбежала от работодателя и вскоре заболела.

– И где же она была, когда болела? Не в Нижнем городе?

Иоганн Мельцер надеялся отделаться коротким ответом, но Пауль был настойчив. Отчего его так интересовало прошлое Мари? Да, девочка красивая. Вся в мать. Но мысль о том, что Паулю нравится Мари, не добавляла Мельцеру-старшему радости.

– В Нижнем городе? Чепуха. Она была в сиротском приюте Семи мучениц. Там, где выросла.

Лифт рывком остановился, сквозь стекло были видны посетители, ждущие лифта наверх. Иоганн был рад уйти от дальнейших расспросов и толкнул дверь. Но Пауль не собирался прекращать разговор:

– А почему врач назвал Мари твоей протеже?

Вот он – вопрос, которого Иоганн боялся больше всего. Что ж, придется дать ответ, который удовлетворит любопытство Пауля, не раскрывая всей неудобной правды.

– Я немного о ней заботился, потому что знал ее отца. Он был хорошим рабочим.

У входа они встретили знакомых – двух дам из благотворительного союза Алисии, которые из человеколюбия навещали одиноких пациентов в католическом крыле клиники, носили им выпечку, Библию, беседовали. Дамы, прекрасно осведомленные о случившемся, выразили Мельцерам сочувствие и поддержку. Выйдя на улицу, Иоганн вдохнул свежего воздуха и тотчас превратился в строгого господина директора.

– А теперь поехали! – Он махнул Роберту, ждавшему их в машине. – В десять встреча с адвокатом. В одиннадцать – французы.

– А, шелкопряды из Лиона?

– Может получиться хороший гешефт, – пробормотал Мельцер-старший. – Если только война не начнется.

Пауль засмеялся. Отец в последнее время все время говорил о войне. Какая ерунда. Может, там, на Балканах, где люди привыкли воевать. Но кайзер все-таки доводился внуком королеве Виктории и с русским царем был на дружеской ноге. Да и французы в семидесятом-семьдесят первом уже получили по шапке от Пруссии.

– Я подойду, отец – бодро крикнул Пауль садящемуся в машину отцу. – Мне нужно быстро в магазин перчаток. Маме сегодня в оперу нужны лайковые перчатки.

– Вот еще, – недовольно пробурчал отец. – Тогда давай быстро. Я хотел, чтобы ты присутствовал на встрече с юристом.

– Конечно!

От Якобер Форштадт[13], где располагалась клиника, было недалеко до центра, и Пауль решил пойти пешком. Он надел шляпу и поспешил покинуть территорию больницы. Да, жители Аугсбурга гордились этим зданием, построенным еще в середине прошлого века архитектором Гольвитцером: из светлого кирпича, длинное, многоэтажное, с арочными окнами, вид оно имело импозантный. Но больница есть больница, и задерживаться здесь не хотелось.

Пауль поднялся в старый город, свернул в Барфюсерштрассе; идя к магазину, он непрерывно думал о том, что рассказал отец. Думал о болезни Мари. Даже не будучи врачом, он знал, что такой приступ запросто мог кончиться смертью. Но слава богу, Мари выжила. Какой же сильной была эта хрупкая девушка, ведь, несмотря на недавнюю болезнь, она вполне справлялась с работой на кухне. Пауль имел смутные представления об обязанностях кухарки, но помнил, что нужно таскать дрова, а утром растапливать печи во всем доме. Мари наняли на самую грязную и самую тяжкую работу.

Почему никто не подумал о ее здоровье? Отцу было известно, что она едва оправилась от тяжелой болезни. Сам Пауль тогда был в Мюнхене и, возможно, не знал подробностей.