От быстрой ходьбы Паулю стало жарко, и он замедлил шаг. Для января погода была необычно мягкой, небо нависало над городом, Перлахтурм, верхушка которого время от времени выглядывала между крышами, был окутан дымкой. Вот уже и магазинчик Эрнстины Зауэрбир виден – две высокие витрины, по бокам светло-зеленые искусственные колонны, увенчанные нежными побегами цветков. Мама покупала перчатки только в этом магазине, возможно, потому, что здесь также принимали их в ремонт.

Пауль остановился у витрины, разглядывая выставленные товары. Перчатки на женские изящные ручки – трикотажные, с кружевной отделкой, перчатки до локтя, тончайшие и прозрачные, с открытыми пальцами, из белой козлиной кожи, сидящие на руке, будто влитые. Чтобы купить такую пару, рабочему фабрики пришлось бы не есть целый год. Пауль успел это выяснить. Он вспомнил миниатюрные, красивой формы руки Мари, разумеется, не знавшие таких дорогих перчаток. Мари выросла в сиротском приюте, ей выпала тяжелая судьба, но девушка не утратила мужества. Она была гораздо лучше молодых барышень из «высшего общества», у которых в голове кроме нарядов, гуляний и какого-нибудь вышивания было пусто.

– Господин Мельцер? Вот так встреча. Интересуетесь дамской модой?

По легкому французскому акценту Пауль понял, кому принадлежит голос, еще до того, как увидел собеседника. Месье Жерар Дюшан в Аугсбурге собственной персоной.

– Месье Дюшан, приветствую, – ответил Пауль без особого энтузиазма. – Нет, я не фанат дамских аксессуаров. Я здесь по просьбе матери.

– В таком случае нас сюда привело одно и то же, – усмехнувшись, произнес Дюшан. – Потому что я тоже намеревался купить подарки для матери и сестер. У нас любят лайковую кожу этой фирмы. А у вас в Аугсбурге все больше ценят лионский шелк. Надеюсь, мы сможем договориться.

Ну конечно: французские партнеры. Мог бы догадаться. Что ж, если те готовы поставлять приличный товар по приемлемым ценам. На шелке теперь делают оттиск, клиентам нравится. Хотя шелк из-за океана и был дешевле французского, но транспортировка значительно увеличивала конечную стоимость.

– Почему нет? В конце концов, это в наших с вами общих интересах.

Дюшан кивнул, задумчиво разглядывая в витрине белые кружевные перчатки. Пауль в очередной раз почувствовал неприязнь к этому человеку. И почему все женщины к нему липнут? Он даже не симпатичный. Ростом невысок, двигается уверенно, даже пластично, но неспортивен, Пауль был уверен. Миниатюрный и, по мнению Пауля, слишком острый нос, черные цыганские глаза, бесстыдно чувственные губы. Наверное, тем самым и притягивает дам. А может быть, его умение по любой теме сказать что-то неординарное. Этот французский сердцеед умел очаровывать. Кроме того – Пауль знал не понаслышке – он не говорил банальностей.

– Был рад, – вежливо сказал Пауль неправду. – Увидимся позже…

Он в знак прощания приподнял шляпу и хотел уже зайти в магазин, однако Дюшан его не отпустил:

– Прошу прощения, у меня еще один вопрос. – Пауль вынужденно остановился и улыбнулся. Что еще? Отчего вдруг француз так посерьезнел, что за проблема века? – Это очень личное. Я хочу узнать у вас правду, потому что доверяю.

Действительно, этот Дюшан мог быть очень убедительным. Пауль тут же почувствовал растущую симпатию и желание оправдать доверие молодого человека.

– Пожалуйста, все, что в моих силах.

У витрины магазина собрались молодые дамы, и Дюшан, привлекавший к себе их взгляды, отвел Пауля в соседний переулок.

– Мой вопрос касается вашей сестры.

– Которой?

– Фрейлейн Катарины.

Разумеется: другой ответ Пауля сильно бы удивил. Кажется, ему на роду написано постоянно отвечать на вопросы о своей очаровательной сестричке.

– Мне не очень это по душе, месье Дюшан, – стал возражать Пауль. – Вы с таким же успехом можете обратиться к моей сестре или – еще лучше – к родителям.

– С вашей сестрой мы уже давно переговорили, месье Поль.

Пауль уставился на него, не веря своим ушам. Неужели французский Казанова завоевал сердце Катарины? Или только так утверждал?

– Вопрос мой следующий: готова ли ваша семья принять зятя французского происхождения? Поймите меня: я люблю вашу сестру, у меня серьезные намерения. Я хочу жениться на Катарине.

Пауль сделал глубокий вдох. Парень хотел жениться на Катарине. И если он говорит правду, то она уже ответила согласием. Но, видимо, она сказала ему, что есть одна проблема.

– Хотите знать мое мнение? – спросил Пауль, чтобы выиграть время.

Дюшан кивнул. Его острый взгляд был неприятен. Жерар был влюблен, винить его не в чем. Он хочет жениться и забрать Китти в Лион. Вилла без Китти. Ее пустая комната. Никаких больше веселых разговоров по вечерам, звонкого смеха, никаких забав. Да и секретов, которыми они всегда делились друг с другом, больше не будет. Черт возьми, он не хотел расставаться со своей младшей сестрой.

– Если вы с Катариной все обсудили, она, верно, должна была вам сообщить, что наша мать до сих пор скорбит по своему младшему брату. Он погиб во время франко-прусской войны, когда мама еще была ребенком.

Дюшан знал. Большое горе, он понимал. Но в конце концов, жертвы были с обеих сторон, и кроме того, молодой человек умер не от французской пули, а от банального заражения крови вследствие легкого ранения.

– Вы правы, и я с вами согласен. Но моя мать в этом вопросе, к сожалению, непреклонна. И если вы решите настаивать на своем предложении, то сначала приготовьтесь к отказу.

Пауль сказал правду, он ничего не приукрашивал. Наоборот – он вежливо умолчал о лютой ненависти матери к Франции и к заклятым врагам французам. Она даже шампанское, которое на вилле очень любили, всячески отвергала и хотела заменить его крымским игристым. Но последнее оказалось чересчур сладким, от него болела голова, поэтому с сожалением пришлось вернуться к шампанскому.

– Если действительно хотите Катарину в жены, вам придется быть настойчивым, – добавил Пауль, когда увидел, как подавлен француз.

Дюшан поблагодарил Пауля, сказав, что так все себе и представлял.

– Я вас прошу забыть о нашем разговоре, месье Поль.

Он приподнял шляпу, улыбнулся и пошел прочь.

Разве он приходил не за перчатками? Что ж, возможно, это был только предлог. Пауль ощутил легкие угрызения совести прежде всего по отношению к Китти. С другой стороны, сестра заслуживала лучшего мужа, чем этот французский волокита.

30

Холод поднимался по ногам Мари от каменных плит, на которых стояли церковные скамьи. Несмотря на теплое пальто и фетровые сапоги, она начинала коченеть и думала о скором окончании мессы, одновременно стыдясь этих грешных мыслей. Три немолодые дамы, сидевшие перед ней, едва ли