он принял решение, что не вернется в Орден. Он понимал, что если удастся убить Уилла, ему не избежать проверок жрецов. А дальше…Есть дом. Есть этот город. Есть люди, которых Идэн готов видеть каждый день, те, с кем он связан. Прошлым, а теперь и настоящим. Здесь можно найти работу. Можно привести свою жизнь в порядок. Хотя…охотник не владел никаким Ремеслом, умел лишь сражаться и убивать.

Но и это не важно. Есть еще Лисса. Останется ли она? Как сама решит жить дальше? Как раз в этом самом городе ее больше ничего не держит. Именно здесь она испытала столько горя и прошла столько испытаний. Что скажет она?

Целительница будто почувствовала его присутствие, открыла глаза.

— Прости, что разбудил, — мягко сказал Идэн.

Она только улыбнулась. Сонно и ласково.

— Зачем? — спросил охотник. — Ты не должна была так много отдавать. Не надо было идти за мной.

— Я не могла оставить тебя, — серьезно возразила женщина. — Это сильнее меня.

— Твой дар, — понял Идэн. — Магия подчиняет, да?

— Нет, — возразила Лисса, и на миг в ее глазах блеснул знакомый с детства вызов. — Если следовать за даром, подчиняться ему, долго не проживешь. Даже тогда, в дни Темной Луны, я знала, что делаю. Я сознательно шла вперед. Я владею магией, а не она мной. Иначе однажды ты или кто-то еще из Ордена пришел бы за мной.

— Но что тогда сильнее тебя? — чуть нахмурился охотник. Он не понимал.

— Помнишь, как Ройс рассказывал историю своих родителей? — спросила его Лисса, и дождавшись кивка, продолжала. — Я тогда тебе это и сказала. Любовь ведьмы. Нет, конечно, пятнадцать лет назад о таком и думать нечего. Тогда была только детская верность и дружба. Только с тобой я не чувствовала себя одинокой.

— Для меня было так же, — признался Идэн. — Ты и была моим детством. Когда попал в Орден, я жалел только о том, что больше не смогу увидеть тебя. Когда ехал сюда, запрещал себе думать, что могу встретить тебя снова, узнать, заговорить.

— Я просто помнила все эти годы, — целительница села на кровати так, чтобы видеть его лицо. — Когда было тяжело, представляла, чтобы ты сказал или сделал. Как-то привыкла вести эти диалоги. И там… Когда погиб Берт. Я не могла простить себя за то, что шагая вперед, когда было больно и страшно, я мысленно звала тебя, а не его. Потому что верила всегда только тебе. А потом…я увидела тебя у таверны, когда вы приехали. Увидела и узнала. Другим. Таким, какой ты есть. И это все.

— Мне надо было просто позвать тебя, когда я бежал за тобой по улицам, — ласково улыбнулся охотник. — Очень хотелось произнести твое имя, но я боялся. Теперь нет. Теперь я боюсь другого. Что ты пойдешь за мной дальше.

Лисса смотрела на него с каким-то отчаянно жалобным, непривычным выражением на лице.

— Не смогу, — с отчаянием выдала она. — Если буду там, я просто не смогу остановиться. Я не удержусь. Только защищать тебя, это одно. Но я использую дар против него. За брата. За всех. Особенно, если увижу тебя в опасности.

— Я выполню свое обещание, — спокойно и уверенно ответил Идэн, нежно гладя ее руку. — Я сделаю все сам. Только хочу вернуться и увидеть тебя снова.

— Не сомневайся, — горячо пообещала женщина. — Ты спрашивал меня о будущем. Теперь оно определено. Я буду ждать столько, сколько надо.

— Я тоже знаю, как хочу жить. Здесь. В этом городе и в своем доме. Спокойно. Свободно. Если и ты этого хочешь.

Лисса только ласково улыбнулась.

— Но прежде, — охотник осторожно перешел к делу. — Мне нужна твоя помощь. Сейчас. Даже не твой дар, а наследие твоей матери.

Целительница удивилась. Идэн стал объяснять:

— Мне нужно, чтобы ты сделала вот что…

38.

В наступающих сумерках топи очаровывали. Высоченные и стройные, как колонны храма, стволы сосен с коричневатыми светлыми прожилками, густая трава, ароматные крупные цветы, уже успевшие чуть прикрыть свои бутоны, изумрудный мох и темная гладь воды, похожая на россыпь мелких зеркал, разложенных меду кочек. Все казалось таким спокойным и сказочно безопасным.

Идэн помнил топи. Именно такими. Смертельно опасными и в то же время прекрасными, помнил эти деревья, кочки, и то, что где-то там за деревьями, в самом сердце болота стоит невысокий дом с заросшей мхом крышей. Только даже в детстве охотник опасался заходить туда. И дороги далее этого места не знал.

— Ступайте четко за мной, — распорядился Гилл. — Если сапог в воду соскочит, уже беда. Промахнетесь, и все. Затягивает тут быстро. Тропы меняются иногда, так что надо уметь выбирать.

Кузнец настоял пойти с ними. Точнее, он просто не спрашивал, молча, собрался, и мерно зашагал вместе с рыцарями к Стене, а потом, через знакомый с детства лаз, мимо деревни, в обход кладбища сюда.

— Скоро нам понадобится свет, — решил магистр, посмотрев вверх, где сквозь широкие кроны еще просвечивало начинающее темнеть небо.

— Я факел взял, — буркнул Гилл.

При этом он посмотрел на охотников с некоторым превосходством. То, о чем они догадались лишь на месте, он предусмотрел заранее.

Кузнец первым отправился вперед. Ловко и уверенно скакал с кочки на кочку, иногда останавливался, будто прикидывал, как пройти короче. Мэлвин следовал за ним вторым. Идэн шел последним.

Охотник всю дорогу думал о том, что им предстоит сделать. Страха не было. Не было сомнений. В этом смысле нынешний рейд не отличался от предыдущих ничем. Идэн знал свою работу, и уже давно к ней привык. Нет, он не очерствел сердцем от чужих смертей. Просто понимал, что колдун давно перешел все границы человеческих ценностей, а значит, в понимании Идэна давно сам перестал быть человеком.

Рыцарь думал о другом. В его голове кружилась тысяча вопросов, какие он хотел бы в других обстоятельствах задать Уиллу. Тысячи слов, какими мог попробовать переубедить далекого приятеля детства. Если бы они встретились раньше. Но в тоже время, Идэн понимал, насколько это наивно. Ведь уже тогда, до той ночи, убеждать и уговаривать было поздно.

Вот это и смущало охотника, или даже пугало. Одно дело, когда ведьма оборачивается ко злу, от отчаяния, не найдя поддержки, пережив горе. Они же понимают цену этого. Все. Пока еще полностью не подчинены безумию. А здесь… Детское злое упрямство, капризы и не желание принять мир таким, какой он есть. Глупо. В чем-то Идэн все же еще мог пожалеть Уилла. Попытаться понять. Вся эта месть, желание быть любимым и принятым.