за эти деньги надо отчитываться. Самому жрецу перепадало немного. С даром Уилла он это исправил. Парень своей магией уговаривал многих отдать нажитое самому Дирку. А кто был сильнее, кто мог перебороть влияние, тот оставался в подвалах. Или туда попадали те, кто смог разозлить колдуна.

— Подожди, — попросил Идэн. — Ты сказал, что некоторые могли перебороть чары Уилла. Его собственный дар был слаб? А темный он так и не обуздал полностью?

— Верно, — кивнул магистр. — Это судьба всех тех, кто долго жил с не выявленными способностями. Тоже было с Джул. Ты говорил сам о жене коновала. Она лишь чувствует животных. И ее даже не водили к жрецам. Такой дар очень мал и имеет одно направление. Уилл …он просто более убедителен, чем другие люди. Плюс с годами научился простецким заклятьям, как и заставил многих забыть себя. Только первое же вмешательство человека с иным, чуть более сильным даром, отменяло чары колдуна. Его магия слова очень мала. Но если его чувства или эмоции прорываются наружу, зло, полученное в ту ночь, дает о себе знать. Оно тлеет в нем. Не взрывается, как это происходит со многими другими, не поглощает его целиком. Но и никогда не засыпает полностью.

— Я понял, — сказал охотник. — Но все же. Он убивал одного-двух человек в год. И это было спонтанно. Но то, что он делал в последние дни. Эта месть. У нее тоже должна быть причина.

— Начало тебе известно, — напомнил Мэлвин. — После болезни и лечения Жан кое-что вспомнил. Точнее, он вдруг осознал, что там на дороге пятнадцать лет назад он узнал Уилла. И сильно удивился, что согласился называть мальчика другим именем, взял к себе, а не отвел в дом сирот, где Мадина бы встретила парня с радостью. Ошибкой Жана было то, что он поделился этим с Гаем. У того тоже возникли странные мысли. Портной помнил, что расстался с женщиной, которую любил именно из-за этого мальчишки. Но не мог вспомнить причин. Снова помогла целительница. Тогда возлюбленная Гая стала свидетельницей проявления темного дара. Уилл пытался напугать ее, когда женщина сказала, что после свадьбы они с Гаем заведут своих детей. Колдун не переносил мысли, что родительскую любовь надо с кем-то делить.

— Когда жестянщик и портной осознали, что на них влияли магией, они пошли к Валию, — дополнил Идэн историю известной ему частью.

— Сначала к Дирку, — уточнил магистр. — И это было их ошибкой. Жрец испугался. Он привык жить хорошо за счет Уилла и его дара. И если бы стало известно, кто этот мальчик…В общем, жрец рассказал все своему воспитаннику. Настроил Уилла, что жестянщик и портной предали его, хотят отдать экзекутору на испытания, уговорил избавиться от всех, кто мог знать мальчишку до той ночи.

— Сначала те, кто мог навредить, — размышлял охотник. — То есть Гай, Жан и экзекутор. А только после и те, кто мог узнать Уилла и тем более связать его с Джул. Потому Мадина и Франц погибли позже.

— Верно, — подтвердил Мэлвин. — Только ни Мать сирот, ни каменщик могли никогда и не вспомнить какого-то там мальчишку. Уилл убивал их, просто потому, что уже не мог остановиться. Зло берет свое.

— Но такой способ! — это не давало Идэну покоя. — Уилл мог убить их просто. Как пытался избавиться от Сида и Ленца. И от меня. Как убил Дика.

— Дирк превратил это в месть, — пояснил Мэлвин. — Он напомнил Уиллу фразу, которую мальчишка сам не раз повторял, как молитву. Кто не имеет любви, гниет изнутри. Потому Уилл избрал такой страшный способ мести. Тем, кто не принял его, отказался принять и любить мальчика.

— Это слова моего отца, — угрюмо выдал охотник. — Он часто повторял их. Но конечно, совсем в ином смысле. Отец считал, что хороший человек занимается в жизни делом, которое любит, живет мыслями о своей семье и заботой о них. Гнилой человек тот, кто думает лишь о своей выгоде. Но это же образно!

— Жестокая насмешка, — прокомментировал магистр. — И думаю, в чем-то она была посвящена тебе. Ведь это именно Дирк надоумил Стефана просить в письме прислать в город именно тебя. Ты же связан с Уиллом.

— С меня все и началось, — согласился Идэн. И чуть робко продолжил. — Я надеялся, что ты дашь возможность мне же это и закончить. Ты сказал, Уилл еще жив. Но он уже пойман? Его ждет казнь?

— Мы опоздали, — с явной досадой признал Мэлвин. — Когда жрецы пришли в храм, Уилл уже сбежал. Наверняка он знал уже о нашем приезде. Сальма бы ему не сказала ничего. Но он мог просто видеть, что происходит здесь. И все понять. Вот Дирка точно ждет казнь. А колдун останется нам. Он ушел на болота.

— Дом Джул, — понял сразу охотник. — Я знаю, как туда пройти. Если ты позволишь мне.

— Идэн! — магистр чуть нахмурился. — Здесь погиб один из рыцарей. Еще двое никогда не вернутся в Орден. Я стремился сюда ради тебя и Ройса. Но как магистр, я не имел права больше никем рисковать. Потому мой отряд это только Майлс, Солина и Алларих. Но на болота пойдем лишь мы с тобой.

— Я обещал смерть колдуна Лиссе, — признался его названный сын. — И благодарен тебе, что ты дашь мне возможность сдержать слово. Это будет мой последний рейд.

— Знаю, — устало кивнул Мэлвин.

— Теперь я снова помню ту ночь, — сказал Идэн. — И это опасно для тебя и Солины. Пусть я никогда не называл ее матерью. Но она близкий мне человек. Ты сделал для меня слишком многое. Я горд был носить имя твоего рода. А потому я не могу навредить вам. Экзекуторам я перестану быть интересен, как только откажусь от Ордена.

— Если это единственная причина, то она пуста, — усмехнулся суховато магистр. — Никакой тайны давно не существует, Идэн. Неужели ты думаешь, что в столичную обитель не передали бы новость, что найдена девочка, способная отменять сильнейшие чары? Неужели бы жрецы не узнали, что существует мальчик, чью душу, с помощью магии Лиссы, не задело посмертное проклятье злонамеренной ведьмы? Алларих знал все это. И он тогда посоветовал мне приказать Солине сварить сонное зелье.

— Зачем? — все это сбивало Идэна с толку.

Мэлвин тяжело вздохнул и посмотрел на названного сына с легкой грустью.

— Мир не любит то, что является исключением из правил, — начал он. — Такие явления принимаются изучать в два раза тщательнее, чем часто бывает необходимо. К ним относятся с настороженностью и опаской, потому что они могут сломать установившиеся давно привычные нормы. А этого