Для бороро материальный мир состоит в сложной иерархии индивидуализированных сил. Если их личная природа достаточна ясна, этого не скажешь о других свойствах: так как эти силы являются одновременно и предметами, и существами, живыми и мертвыми. В обществе колдуны выполняют роль промежуточного звена между людьми и миром злых духов, являющихся одновременно личностями и предметами.

По сравнению с физическим миром, социальный мир обладает совсем другими свойствами. Души обычных людей (то есть тех, кто не является колдунами), вместо того, чтобы слиться с природными силами, продолжают существовать как общество; но при этом теряют индивидуальность, чтобы смешаться в безликую массу, aroe: слово, которое как и anaon у древних бретонцев, видимо, означает – общество душ. На самом деле это общество разделено на две части: души после погребения отправляются в одну из двух деревень, одна из которых находится на востоке, а другая на западе. Два героя, обожествленных бороро присматривают за этими деревнями: на западе старший Бакороро, а на востоке младший Итуборе. Следует отметить, что ось восток-запад соответствует течению Риу-Вермелью. Тогда вполне вероятно, что существует какая-то связь между существованием двух деревень мертвых и вторичным делением деревни живых на «нижнюю» и «верхнюю» половины.

Кроме бари, посредника между человеческим обществом и злыми духами, индивидуальными и космологическими (души умерших бари являются и теми, и другими одновременно), существует другой посредник, который регулирует отношения между обществом живых и обществом мертвых, благодетельным, коллективным и антропоморфическим. Это проводник душ, или aroettowaraare. Он отличается от бари прямо противоположными чертами. Они боятся и ненавидят друг друга одновременно. Проводник душ не имеет права принимать дары, строго соблюдает определенные правила: запрет на употребление каких-то видов пищи и ношение украшений и ярких цветов. С другой стороны, между ним и душами нет взаимных обязательств. Вместо того чтобы завладеть им в состоянии транса, они являются ему во сне; и если он к ним иногда обращается, то только чтобы помочь другим.

Если бари предвидит болезнь или смерть, проводник душ лечит и исцеляет. Говорят, впрочем, что бари в случае необходимости добровольно обременяет себя подтверждением своих предсказаний, приканчивая больных, которые слишком медлят осуществить его скорбные предсказания. Но надо отметить, что бороро понимают жизнь и смерть не так, как мы. О женщине, горящей от лихорадки в углу хижины, мне сказали, что она мертва, подразумевая, что она потеряна. Это мне напомнило наших военных, для которых «потери» означают одновременно и мертвых, и раненых. С их точки зрения это одно и то же, хотя, с точки зрения раненого, это все-таки преимущество – не быть в числе убитых.

Наконец, если проводник может, подобно бари, превращаться в зверя, то этим зверем не может быть ягуар, поедающий людей, то есть собирающий – до того как его убьют – мори мертвым от живых. Проводник посвящает себя животным, дающим пропитание: ара – собиратель плодов, орел-гарпия – ловец рыбы, или тапир, чьим мясом кормится племя. Бари одержим духами, а проводник жертвует собой ради спасения людей. Даже откровение, которое призывает его к исполнению долга, мучительно: избранник узнает себя сначала по вони, которая его преследует и напоминает ту, что охватывает деревню во время недель предварительного захоронения трупа посреди площадки для священных танцев. Этот запах означает приближение мифического существа, айже (aije) – чудовища из водных глубин, отвратительного, зловонного, но нежного, которое является посвященному и осыпает его ласками. Сцена изображается во время похорон несколькими молодыми людьми, покрытыми грязью, которые сжимают в объятьях переодетого персонажа, воплощающего юную душу. Туземцы представляют себе айже достаточно отчетливо, чтобы нарисовать его. Тем же именем они называют ромбы, чей приглушенный гул объявляет о появлении этой твари и имитирует его крик.

После сказанного неудивительно, что погребальные обряды растягиваются на несколько недель. Прежде всего они проходят в двух плоскостях, о которых уже было сказано. Рассмотренная с индивидуальной точки зрения, каждая смерть – это удовлетворение взаимных претензий между природой и обществом. Враждебные силы, которые выступают первыми, наносят урон вторым, и этот урон должен быть возмещен: в этом состоит роль погребальной охоты. После того как охотники взяли за него плату, мертвый должен быть включен в общество душ. Такова функция roiakuriluo, торжественного погребального пения, при котором мне удалось присутствовать.

В распорядке жизни деревни бороро есть момент, который приобретает особое значение: это призыв вечера. Как только опускается ночь и зажигается большой огонь на площадке для танцев, где собираются вожди кланов, глашатай громко называет каждую группу: Badedjeba – «вожди», O Cera – «люди ибиса», Ki – «люди тапира», Bokodori – «люди гигантского броненосца», Bakoro (по имени героя Бакороро), Boro – «люди носогубных палочек», Ewaguddu – «люди пальм бурити», Arore – «люди гусеницы», Paiwe – «люди дикобраза»; Apibore (смысл неясен)[16]. По мере того как каждый подтверждает свое присутствие, участникам сообщают распорядок завтрашнего дня таким громким голосом, что слова доносятся до самых отдаленных хижин. Впрочем, в этот час хижины пустуют или почти пустуют. С заходом солнца, как только пропадают москиты, все мужчины выходят из семейных хижин, куда они вернулись приблизительно в 6 часов вечера. Каждый несет циновку, которую он постелет на утоптанной земле большой круглой площадки, на западной стороне мужского дома. Они ложатся спать, завернутые в хлопковые покрывала, которые от постоянных контактов с обмазанными уруку телами окрасились в оранжевый цвет, так что Служба защиты вряд ли узнала бы один из своих подарков. На самых больших циновках располагаются впятером или вшестером и почти не разговаривают. Ходить приходится между лежащими телами. По мере того как продолжается призыв, главы названных семей поднимаются, получают указания и укладываются снова, повернувшись лицом к звездам. Женщины выходят из хижин и собираются группами у порогов. Разговоры затихают, и постепенно, начатые сначала двумя или тремя служителями культа и подхваченные прибывшими, зазвучав сначала в глубине мужского дома, а потом и на самой площади, ширятся песни, речитативы и хоры, не смолкающие до утра.

Мертвый принадлежал половине чера, поэтому обряд совершали тугаре. В центре площадки ворох листвы изображал отсутствующую могилу, справа и слева от него были разложены пучки стрел, а перед ними поставлены миски с пищей. Жрецов и певцов было около дюжины, у большинства на голове были широкие диадемы из ярких перьев, у других перья свисали на ягодицы, поверх прямоугольного плетеного веера, покрывавшего плечи и удерживаемого шнурком, завязанным вокруг шеи. Одни были полностью голыми и разрисованными, сплошь или кольцами, в красный или в черный цвета, или покрыты полосками белого пуха; другие носили длинную соломенную юбку. Главный исполнитель, воплощавший молодую душу, показывался в двух разных нарядах соответственно моменту: то одетый в зеленую листву и с огромным убором на голове, который я уже описал, в накидке из шкуры ягуара, которую, на манер королевского двора, паж нес вслед за ним; то голый и раскрашенный в черный, с одним-единственным украшением в виде соломенного предмета, похожего на огромную оправу для очков, вокруг глаз. Этот предмет представляет особый интерес из-за сходства с тем, который отличает Тлалока, бога дождя в древней Мексике. Ключ к разгадке хранится у индейцев пуэбло Аризоны и Нью-Мексико, ведь именно у них души мертвых превращаются в богов дождя. Они верят в магические предметы, защищающие глаза и позволяющие их обладателю становиться невидимым. Я часто замечал, что очки вызывали живой интерес у южно-американских индейцев до такой степени, что, уезжая в свою последнюю экспедицию, захватил с собой весь запас оправ, который имел огромный успех у намбиквара, словно традиционные верования предписывали туземцам принимать в подарок такой необычный аксессуар. Для бороро же соломенные очки никогда не имели такого значения, но так как черная краска делает невидимым того, кто ею обмазан, вероятно, что очки выполняют ту же функцию, которая приписывается им в мифах пуэбло[17].