Уежаёт он скоро да к ро́дной матушки,

К родной матушки, к своей-то он к молодой жоны́;

Ише тут-то заходит-то во полатушки

Ко своей-то ко родимой да он ко матушки.

Он зашол-то сам сле́зно да уливаитце,

60 Он всемирно во своих грехах всим он каелса,

Ище тут-то з души́ он скоро́ представилсэ:

Да згорело у ёго-то тут ретиво́ серьцо.

40. ОСАДА СОЛОВЕЦКОГО МОНАСТЫРЯ[165]

Во Москвы-то было, во царьсви,

Во прекрасном восударьстви,

Перебор-то был боярам,

Пересмотр-о̆т бы̆л воеводам.

5 Из бояр, бояр выбирали,

Воеводу-ту поставляли,

Воеводу-ту непростого —

Ево роду же непростого:

Из бояр князь-Салтыкова.

10 Воспрого́ворит-то государь-царь наш,

Алексей-сударь свет-Михайловиць:

«Уж ты гой еси, воевода!

Я пошлю тйбя̆, воевода,

Ко мана́стырю святому

15 Ко игумену честно́му:

Стару веру-ту поруши́те,

Стары книги исприби́те,

На огни вы вси сожгите».

Воспрого́ворит воевода:

20 «Уж ты гой ӗсй, государь-царь наш,

Волексей ты суда́рь-Михайловиць!

Как нельзя-то думой подумать

На свято́ ведь на это место,

На прекрасною кенорию,

25 Шьчё на све́тов-то преподобных

Соловецьких ведь цюдотворьцев».

Воспрого́ворит осударь-царь наш

Алексей-от суда́рь-Михайловиць:

«Уж ты гой еси, воевода!

30 Прикажу я тебе казнити,

Руки, ноги же отпилити,

Буйну голову отрубити».

Воевода-та испугалсэ,

Сам слезами же обливалсэ:

35 «Уж ты гой еси, государь-царь наш

Алексей же суда́рь-Михайловиць!

Погоди ты миня пилити,

Уж [м]не дай рець говорити:

Мне-ка дай жӗ ты̆ силы много,

40 Мне стрельцов, борьцо́в, салдатов».

Шьчё садилсэ-то воевода;

Надалек’он, свет, отъехал, —

Он росплакалсэ, сам роздумалсэ:

«Хошь я смерть-ту — я прииму же!»

45 Он роздумалсэ воевода:

Во пути будто рознемо́гсе;

Он назать скоро воротилсэ.

На то место-то накупа́лсэ

Из бояр, бояр князь Пеше́рской;

50 Шьчё садилсэ-то воевода

Он во лёгоньки стружо́цьки;

Потянули-то ветры буйны

С полудённую сторонку,

Уносило-то воеводу

55 Ко манастырю святому,

Ко игумену чесно́му,

Ка[к] ко све́там-то преподобным

Соловецьким же чудотворьцам.

Как стрелял, стрелял воевода

60 Во соборну-ту Божью церьковь,

Уронил-то тут воевода

Богородицу со престола.

Вси манахи-ти испугались,

По стенам-то вси побросались

65 В одну келью-ту собирались,

В одно слово-то говорили:

Говорил-то всё игумен:

«Вы не бойтесь-ко, мои дети,

Не страшитесь-ко етой страсьти!

70 Мы по-старому ведь отслужим, —

С Христом в царсьви с им прибу́дём».

По грехам было суцини́лось,

По тежки́м грехам сотворилось:

Захотел-то ведь деревя́га

(мужик деревеньской, жил по обедам)

75 В светом озери [он] купатьце,

По верёвкам ц́ерез стену-ту опускатьце;

Ишше пал етот грешник

Он на сы́ру-ту земьлю;

Он сломил сво̆ю̆ пра́ву руку,

80 Извихну́л сво̆ю̆ леву ногу.

Тут пришол к ё̆мў воевода:

«Ты скажи-ко нам сушшу правду:

Ище́ порохом-то ли дово́лён манастырь,

Ишше пушками-то доволен ли,

85 Ишше крепосью-то крепок ли

Да людьми-то ведь он лю́дён ли?»

Говорил-то тут деревяга:

«Он ведь крепосью-ту крепок,

Он людьми тольки не лю́дён.

90 Попадите й вы зайдите

Дровяны́м-то в стену окошком».

(окошко было закладено дровами; а то им уж не попасть в стену)

Как зашол-то воевода,

Росказал как деревяга;

Он заця́л тут воевода,

95 Стару веру-ту поруши́л взял,

Стары книги-ти Божьи изорвал всё,

На огни-ти он прожигал их;

Всех манахов прирубили,

В си́нё морё-то помётали

100 Над игуменом наругались:

Рецист язык у его отрежут, —

Ц́ерез ночь было тако цюдо:

Он ведь зделалсэ весь здравой;

Они взели его убили —

105 Как небесно царство́ купили.

Во ту пору-ту, во то время,

В са́му в ту ведь в тёмну ноцьку

Ишше к нашому царю жо

К Олёксею-то свет-Михайловицю

110 Как приходят к ёму два старьца,

Как хотят-то его убита,

Руки, ноги да отпилити;

Говорят ёму таки реци:

«Уж ты гой ӗсй, государь-царь,

115 Олексей ты суда́рь-Михайловиць!

Не розорей-ко ты старой веры».

Посылат-то ведь царь же ско́ро,

Он гонцёв-то скоро́, салдатов:

«Старой веры не розоряйте,

120 Вы ведь книг-то не розрушайте,

На огни-то не розжигайте,

Вы манахов-то не рубите».

Ище стретили воеводу

В славном городи во Во́логды.

125 Воевода-то розболелсэ

(сгнил),

Он в худой-то боли сконцялсэ.

Государь-от, государь наш царь

Олексей-свет суда́рь-Михайловиць

За воеводой собиралсэ,

130 Он своёй-то жизней сконцялсэ.а

Понесли ёго в Божью церьковь, —

Потекло у ёго из у́шей-то,

Потекла у ёго всяка га́вря

(гной);

Ишше уши-ти затыка́ли

135 Всё хлопцятой белой бумагой.[166]

41. ШВЕДСКАЯ ВОЙНА ПРИ ЕКАТЕРИНЕ II

Во Москвы-то ведь было, в славном городи,

Ай на царьсви-то ведь не́ было не цяря и не цяревиця,

Шьчо не мла́дого родимого наследьницька:

Тут цярила-то цяриця благоверная

5 Ише та Екатерина Алексеевна.

Шьчо сидела она, цярила ровно три года;

Тут заслышел король неверной шве́дьской-от;

Ишше сам-то он, тотарин, похваляитце:

«Я зайду-пойду во матушку в Москву-город;

10 Наперёд я розорю в Москве да церьквы Божьи вси,

Я тогда буду рубить со старого до малого.

Не оставлю я в Москве силы на семяна;

Я царицу-ту Екатерину за собой возьму,

За своёго я за сына за любимого».

15 Ай подходит-то тут король всё шведьцькия,

Он подходит-то под матушку под славну каменну́ Москву,

Он тут пишот ёрлыцьки́ всё скорописцяты.

Принесьли-то от шведського-то короля да скору грамотку,

Подавают цярици-то Екатерины Алексеёвны;

20 Задрожали тут у ей да ручки белыя,

Приудро́гло тут ее́ всё