И вот, однажды вечером, за ужином вдвоем, Сухайл познакомил меня с плодами своих трудов.

– Начало вряд ли заставит чье-либо сердце забиться чаще обычного, за исключением разве что специалистов по истории древней Эриги. Это перечень имен – по-моему, родословная какого-то из ранних эриганских королей. Далее повествуется о том, как сей король в девятое лето своего правления повелел установить этот камень с тем, чтобы…

– Да, да, – с нетерпением сказала я. – Переходи к самому интересному.

На этот раз его улыбка была не озорной, а скорее сатанинской.

– Ты уверена? Если хочешь, я мог бы прочесть эту часть целиком, со сносками касательно моих сомнений в падежных окончаниях…

– Сухайл, мы одни. Если я запущу в тебя тарелкой, никто не увидит.

Сухайл рассмеялся, а затем, несколько успокоившись, начал читать:

– «Мы, ревностно твердые в вере, те, кто продолжает путь, брошенный всеми другими, верные истым владыкам, посвящаем сей камень имени и письменам их, насколько оные помним. Здесь, в самоцветах драгоценного дождя, в священных излияниях наших сердец да возродятся боги – надмирные создания, посланцы небес на земле. На крыльях богов вновь воспарим мы к высотам, и да оросит кровь изменников бесплодный камень их греха! Услышьте же нас, боги праматерей. Мы храним веру, пока солнце не взойдет на востоке и не вернутся к нам аневраи».

Даже весь мой восторг не мог помешать мне немедля вцепиться в эти слова и начать разбирать их по косточкам в поисках смысла.

– Солнце восходит на востоке каждое утро. Либо здесь ошибка в переводе – в чем лично я сомневаюсь, либо ошибка резчика, либо это какая-то древняя идиома. В последнем случае нам, очевидно, никогда не узнать, что они имели в виду. «Боги праматерей…» Вероятно, у них, как и у многих современных эриган, была принята матрилинейность. Но что может означать «аневраи»? Ведь нгару… – у меня захватило дух. – Ведь нгару появились вскоре после исчезновения драконианской цивилизации, верно? Неужели… неужели так называли себя дракониане?

– Возможно, – согласился Сухайл, улыбаясь от уха до уха. – А может, так назывались их боги. Трудно судить наверняка по одному-единственному тексту.

К тому же такому короткому, если отбросить всю ахинею насчет родословных и тому подобного… Однако на свете существовали сотни, а может, и тысячи других драконианских текстов!

– Но ведь теперь ты можешь прочесть их письмена и…

Сухайл предостерегающе поднял руку, умеряя мои восторги, прежде чем они унесли бы меня в небеса.

– Читать по-дракониански я не могу. Пока не могу.

Я в недоумении подняла брови.

Камень с Великого Порога

– Но ведь ты знаешь, что здесь сказано.

– Да. И следующая задача – понять, каким образом все это сказано. Из каких драконианских символов состоит слово «боги»? А из каких – «твердые в вере»? Последнее в драконианском языке – несколько слов или одно? А как спрягаются их глаголы? Каков порядок слов в предложении? Я прочел тебе этот текст по-ширландски, но в том же нгару порядок иной: не «бесплодный камень», а «камень бесплодный». Я даже не могу со всей уверенностью сказать, что драконианский текст означает то же самое… хотя «посвящаем сей камень письменам их, насколько оные помним» подсказывает, что это так.

Его объяснения крепко меня обескуражили. Я-то была уверена, что этот единственный ключ отопрет все замки и двери разом. Выходит, на самом деле все не так-то просто…

– Хорошо, пусть так, но… хоть чем-нибудь это поможет?

Сухайл округлил глаза.

– «Хоть чем-нибудь?» Да это же дар самого Господа, Хранителя, берегшего этот камень тысячи лет, Великодушного, вручившего нам это сокровище, равного которому нет во всем мире! Если бы не твоя находка, не твое открытие, мы могли бы трудиться еще десять поколений и не узнать даже того, что знаем сейчас.

От таких дифирамбов я покраснела с головы до ног.

– Ты достаточно уверен в переводе, чтобы отдать его другу на проверку?

Окинув взглядом бумагу, муж прикусил губу.

– Я… да. Пожалуй, да. Еще кое-что подправлю – в нгару система времен глаголов очень отличается от ахиатской и ширландской – и…

Я нежно накрыла его руку ладонью.

– Тогда предлагаю вот что. Отдай ему текст перед отъездом в пустыню, тогда ты не будешь сходить с ума от волнений, дожидаясь его вердикта. А вернемся – подготовишь результат к публикации.

– Подготовим вместе, – уточнил Сухайл, повернув руку ладонью кверху и крепко стиснув мою ладонь. – Эта публикация будет подписана нами обоими. Слово даю.

* * *

Нет, Сухайл не стал проводить каждой минуты бодрствования до самого отъезда за дальнейшим изучением нгару. Как признавал он сам, порой работу лучше всего оставить, отложить на время и освежить разум другими упражнениями.

Мы с Томом охотно предоставили распоряжение подготовкой ко второй экспедиции ему, поскольку он много лучше нашего знал, что для этого может потребоваться. Я была слишком занята медоежками: к этому времени у меня скопились экспериментальные данные еще за несколько месяцев, а до отъезда нужно было решить, как продолжать эксперименты в мое отсутствие.

Цель моя, как вы, должно быть, помните, состояла не в поиске лучших методов получения здорового потомства. Сейчас медоежкам – а точнее, их яйцам – предстояло, так сказать, испытание на жизнестойкость, дабы определить, какие условия процесса инкубации наиболее важны. Как говорят инженеры-механики, «испытание на прочность». Знать, что балка прочна, им мало: им нужно точно выяснить, какой вес она сможет выдержать, прежде чем треснет. А единственный способ это выяснить – конечно же, нагружать и нагружать ее, пока она действительно не треснет.

Именно этой точки и достигли мои исследования медоежек. Составленный мною план состоял из ряда сценариев инкубации при экстремальных температурах и влажности, по нескольку яиц для каждого, дабы убедиться, что гибель их – не случайность, а закономерность. Подвергнуть их сколь-либо значительному охлаждению я, за нехваткой средств на большие количества льда, не могла, а вот организовать нагревание было проще простого. Лейтенант Мартон получил указания повышать температуру постепенно, шаг за шагом, пока не достигнет уверенности, что ни одно яйцо из опытной партии не сможет сохранить жизнеспособность.

Вы можете сказать, что подвергать нерожденных животных подобным стрессам, зная, что одним из них это причинит вред, а других и погубит, жестоко – и будете абсолютно правы. Однако другого способа установить некоторые жизненно важные факты не существует. Пошла я на это отнюдь не с легким сердцем, и, выяснив все, что хотела, повторять бы не стала. И все же о решении подвергнуть яйца медоежек таким суровым испытаниям я жалеть не могу: по нашем возвращении из пустыни сии опыты принесли совершенно непредвиденные результаты.