Есть у меня ряд жизненных впечатлений, которыми я очень дорожу. Большая их часть так или иначе связана с драконами… но не все. Выражение на лице брата в тот момент – из числа последних.

* * *

Конечно же, все было не так уж просто. Требовался брачный контракт, хотя по аманианским законам оказалось достаточно обговорить все на словах в присутствии изумленного судьи. Сухайл должен был преподнести мне свадебный подарок, в качестве коего предложил лучших коней, верблюдов и все припасы, необходимые для второй вылазки в пустыню, а я согласилась подождать с осмотром всего этого до заключения официального брака. С сими материями постарались разделаться поскорей: мы так долго делали вид, будто всего лишь уважаем друг в друге коллег, что нам не терпелось положить притворству конец.

Должна заметить, молодежи (да и людям не столь уж молодым) совершать подобных поступков не рекомендую. До брака мы с Сухайлом оставили без внимания сотню вопросов. Пьянящая радость заставила на время забыть о них… но рано или поздно нам предстояло вернуться на землю, и, возвращаясь к недавней моей метафоре, при падении мы не на шутку рисковали погибнуть. Я – из Ширландии, он – из Ахии; где же мы будем жить? У ахиатов, в отличие от ширландцев, не бывает фамилий; отсюда вопрос: стать ли мне кавалерственной дамой Изабеллой ибн Рамиз, или Сухайлу – мистером Кэмхерстом, или же предпочесть нечто третье? Согласно аманианским обычаям, дети отца-аманианина должны воспитываться в отцовской вере, однако сегулистский закон гласит, что дети матери-сегулистки принадлежат к ее вере; как же нам решить эту дилемму? И это лишь три пункта из списка вопросов, которые надлежит оговорить во всяком тщательно продуманном брачном контракте, в противоположность поспешному устному соглашению, заключенному нами в тот день. Многие и многие пары связывали свои судьбы без оглядки на подобные материи в надежде, что их любовь преодолеет все мыслимые сложности, только затем, чтобы впоследствии, на горьком опыте, выяснить: не так-то все просто.

И все же любые мои предостережения на сей счет необходимо снабдить примечанием: в моем случае все обернулось самым великолепным образом. Ни разу в жизни я не пожалела о сделанном мной в тот день, хотя порой поддразнивала Сухайла: дескать, следовало бы мне выторговать побольше верблюдов. Одним словом, распоряжайтесь моими предостережениями, как вам будет угодно.

Том не возразил ни словом. Подозреваю, не слишком-то он был удивлен. Эндрю, напротив, никак не мог оправиться от изумления, видя, какие плоды принесла его проказа. Очевидно, он с самого начала ожидал, что из этого что-нибудь да выйдет, но не столь быстро, и во время всей церемонии бракосочетания смеялся сверх всякой меры. Судья, давний друг и бывший однокашник Сухайла, сразу же после нашего появления отвел его в сторону для приватной беседы, но все высказанные им возражения были улажены без шума.

Так мы с Сухайлом и поженились – спустя едва пару часов после моего импульсивного предложения… а засим вместе отправились оповестить об этом его родных.

Думаю, мой новоиспеченный деверь понял, что произошло, сразу же, как только мы ступили на порог. Возможно, потому, что никто из нас более не старался изображать равнодушие (нет, никаких непристойных выражений чувств, как это водится среди современной молодежи, мы себе не позволяли, однако улыбаться мужу я могла без опасений выйти за рамки приличий). Шейх встретил нас в обществе обеих жен, с коими я была знакома лишь мельком – тихой сухощавой Юсры и толстушки Иман, державшейся за ее спиной. С ними были и трое его детей, включая юного Джафара, которому предстояло отправиться на воспитание в пустыню с началом следующей зимы, и, конечно, Махира.

Сухайл сообщил родным о нашем браке, а я тем временем внимательно следила за их реакцией. Юсра даже не пыталась скрыть удивления. Иман, пожалуй, была удивлена не менее, однако скрыть это ей удалось много лучше. Более всех остальных был ошеломлен Джафар, тогда как двое младших не проявили к этаким скучным делам ни малейшего интереса. Махира – та явно была встревожена, что меня вовсе не удивило, но несколько обескуражило. Единственная из всей Сухайловой родни, она поощряла нашу дружбу, и посему я рассчитывала на ее помощь и одобрение. Однако она же была в семье и самой набожной, и это заставило меня заподозрить (как выяснилось позже, совершенно справедливо), что ее мысли немедля обратились к религиозным материям. Надо заметить, вера позволяет аманианину жениться на сегулистке, однако это отнюдь не значит, что путь сей легок.

Что до Хусама, его реакцию вам будет несложно вообразить самим. Нет, гнева он не проявил, хотя в каком-то смысле, это, пожалуй, было бы лучше. Напротив, он сохранял каменное спокойствие, как и приличествовало в присутствии посторонних – то есть в моем. Однако сие ничуть не помешало ему выразить явное недовольство.

Я решила смягчить его недовольство, чем могу.

– Я глубоко уважаю вашего брата с того дня, как впервые с ним встретилась, – сказала я, не уточняя, когда и где сие произошло, дабы пощадить Хусамовы чувства. Вряд ли он обрадовался бы, узнав, что в первый раз в жизни я увидела Сухайла без рубашки, ныряющим в море с высокого обрыва. – Он – один из умнейших людей, каких я когда-либо знала, а еще отважен и добр. Ваше племя оказало нам неоценимую помощь в работе. Думаю, будет вполне уместным закрепить дружбу наших народов таким образом.

Очевидно, с последним я хватила через край. Хусам сдвинул брови так резко, что я почти почувствовала легкое дуновение воздуха, и с радостью предоставила рассказывать о том, как у нас до этого дошло, и успокаивать домашних Сухайлу: в конце концов, он знал своих родственников много лучше, чем я.

Напряженность ситуации ухудшал мой ахиатский, все еще далекий от совершенства и посему не позволявший уследить за быстрой беседой. Я сидела молча, сцепив руки на коленях и изо всех сил стараясь незаметно для окружающих прочесть хоть что-нибудь в выражениях их лиц. Вскоре Сухайл предложил мне вернуться к делам в Дар аль-Таннанине, и я с радостью согласилась, хоть и подозревала: мой уход требуется лишь для того, чтобы предоставить остальным возможность выговориться и выкричаться без лишних ушей.

По дороге в Дар аль-Таннанин я слегка успокоилась. Что мог бы сделать Хусам? Приказать брату развестись со мной он был не властен, а если в этом я и ошибалась, подобный приказ только породил бы еще больший скандал.

О да, скандал вышел громкий! Начальные его стадии теперь припомнить нелегко: уж очень сильно затмила их романтическая версия нашей истории, возникшая несколько позже. Суть дела вкратце такова. Всякий раз, когда брак заключается в подобной спешке, люди немедля приходят к выводу, будто жених сломил целомудрие невесты силой (либо невеста поступилась оным сама), и естественные результаты всего этого появятся на свет менее чем через год. Конечно же, мой случай был совсем не таков – могу заверить: если я и умалчиваю в своем повествовании о некоторых деталях, то тут умалчивать не о чем. Однако до того как все убедились, что я вовсе не в тягости, прошли месяцы – месяцы, в течение коих слухи, с самого начала весьма оживленные, успели закусить удила и умчаться в горы и долы. Один, особо отвратительный, гласил, будто обесчестил меня не Сухайл, а кто-то из бану сафр – Сухайл же просто из жалости решил взять меня под крыло.