— Согласно последней австрийской моде, объявляю последний на сегодня тур вальса. Белый танец, дамы приглашают кавалеров.

Я почти с испугом увидел, как целеустремленно двинулась в мою сторону Аннушка Лебедева. Переглянулся с Огинской, чуть прикрыл на секунду глаза, показывая, что не против, и прежде, чем прочие среагировали, мы с Елизаветой Петровной уже встали в пару и, едва оркестр проиграл вступление, начали танец.

Я, довольный, поглядел, как барышня Лебедева, закусив губу и с трудом сдерживая гнев и обиду, возвращается на своё место. Елизавета тоже обратила на это внимание. Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. И мне внезапно стало очень легко. Я поймал кураж и закружил свою партнершу, более не сдерживая эмоций. Она танцевала превосходно, и вскоре мы с ней заняли центр зала, так что все прочие пары танцевали вокруг нас. Я почувствовал нечто схожее с тем чувством, что испытал на балу у Сердобиной. Судя по удивленному и вместе с тем радостному взгляду Огинской, она тоже поймала подобное ощущение. Откинув голову и счастливо улыбаясь, она кружилась в вальсе, послушная моим рукам, и мне хотелось, чтобы этот миг длился вечно.

Прозвучали финальные аккорды, затих оркестр. Аплодисментов не случилось: еще бы, я нынче танцевал вовсе не с хозяйкой бала. Но когда я вел Елизавету к её тётушке, толпа перед нами почтительно расступалась.

Огинская сияла. Пусть и в не совсем подходящем платье, пусть почти без украшений, она, тем не менее, в один миг стала звездой бала.

В трех шагах от тетушки я остановился, развернул девушку к себе.

— Вы выйдете за меня?

Она не ответила, лишь шевельнулись её губы:

— Да.

Немного полюбезничав с Карамышевой, я добился разрешения заходить и простился со всей четверкой. С Елизаветой Петровной прощался особенно осторожно. Выдавать намерения, хоть словом, хоть жестом, я не собирался. Да и сама девушка, немного придя в себя, принялась действовать вполне рационально.

Гости принялись разъезжаться. Я, взяв шляпу и плащ, пошел проведать Клейста. Тот, перемазанный маслом, как раз закрывал капоты.

— Ну что, Николай Генрихович? Как «Молния»?

— Всё в порядке, Владимир Антонович. Бомбу эти олухи установить не успели, испортить тоже ничего не смогли, хотя пытались.

— Тогда берите свой плащ и едем.

Вечером, лёжа в кровати, я долго не мог уснуть, и всё размышлял: в чём причина столь неожиданного интереса Лебедевых к моей скромной персоне? Могли ли они, к примеру, получить сведения о состоянии прошения прадеда? Вдруг каким-то чудом пронюхали о том, что я вот-вот могу стать князем? Тогда, конечно, возникает шанс опередить прочих, кто ещё не в курсе, и заарканить титулованного муженька. Сперва помолвка, то да сё, а когда император бумагу подпишет, тогда и свадьба. Выйти замуж за князя не каждой дворянке удается. Ну а коли откажет император в прошении, то помолвку и разорвать можно. Аннушка эта слёз лить не будет, она на результат нацелена.

Хорошо: допустим, в канцелярии течёт, и Лебедева прознала о моём неумолимо надвигающемся титуле. Что это означает? Только то, что если узнал один — ну, то есть, одна, может ведь узнать и еще кто-то. С чего вдруг собрались мне в мобиль бомбу подкладывать? Вряд ли нашелся кто-то настолько прозорливый, что предвидел желание великого князя прокатиться. Но кто? И тот господин с ненавидящим взглядом… Кто может желать мне смерти? На ум приходит только местный питерский Тенишев, алчущий после смерти прадеда наследство загрести. Ну, или половину — там еще казанские Тенишевы наверняка подсуетятся. Думается, если узнать, кто тот орденоносец, сразу и ответ получить можно. Но как это сделать, мне в голову не пришло, и, поворочавшись еще немного, я, наконец погрузился в объятия Морфея.

Старт гонки был назначен на полдень, чтобы все успели после вчерашнего загула выспаться и приготовиться. Старт был сделан почему-то массовый. То есть, выстраиваются все несколько десятков мобилей и по отмашке стартера трогаются с места. Хорошо ещё, поделили всю толпу соревнующихся на классы. Отдельно полноценные мобили, отдельно грузовики, и в самом конце маломощные вуаретки. Вот только в нашем классе участников было почти полторы сотни. Это стадо выстроилось в шеренги по пять аппаратов в каждой согласно полученного номера.

Нам по жеребьевке достался восемнадцатый номер. Четвертый ряд — это уже хорошо. Не из последних рядов выцарапываться, пробиваясь через тормозных конкурентов. Но — самый центр. Это плохо, поскольку нельзя будет рвануть вперед, обгоняя едущих впереди тормозов. Что ж, придется плестись следом за всеми, пока не выедем на дорогу, ведущую в Москву.

Да, маршрут ралли — Санкт-Петербург — Москва — Санкт-Петербург. Без малого две тысячи миль. Тот маршрут, в родном Тамбове, тянул максимум на семь-восемь сотен этих самых миль. И мы ехали их четыре дня. Здесь же… Я не знаю, как получится, но мы рассчитывали пролетать за день по меньшей мере миль пятьсот. Как оно будет на самом деле — ещё неизвестно, но я уверен: мы можем ехать намного быстрее всех прочих участников. Главное — не угробить машину сейчас, на старте.

Клейст подогнал на стартовую площадку разрисованный молниями фургон. От соперников послышались смешки, язвительные выкрики: мол, не это ли та самая разрекламированная «Молния». Но когда по сходням выкатилась наша красавица, все мгновенно заткнулись. Тут же появились зеваки, стремящиеся посмотреть мобиль поближе, а то и потрогать. Я, естественно, принялся их гонять, но пока не появился Клейст, мне приходилось трудновато. У меня были опасения, что какой-нибудь бродяга, нанятый за полуштоф горькой, полоснет ножом по колесу. Запасные у нас есть, целых три штуки, но это, опять же, потеря времени. И кто помешает тому же или другому бомжу пырнуть еще одно колесо? Но, к счастью, обошлось.

Когда объявили готовность к старту, полиция разогнала зевак. Я даже разозлился: почему, спрашивается, не могли сделать этого на полчаса раньше? Мы с Клейстом уселись в мобиль, пристегнулись. Это я настоял на установке специальных ремней, ибо нет ничего глупее, чем гонщик, выпавший из своего мобиля. Соседи посмотрели на нас, как на идиотов. Мне было плевать. Посмотрим, кто будет первым на финише.

Оставались считанные минуты до начала гонки. Вокруг шумела толпа. Люди кричали, махали шляпами, иные пытались привстать на цыпочки, желая разглядеть «Молнию», но соседи сзади быстро ликвидировали подобные желания.

Старт обозначил не взмах клетчатого флага, а выстрел из револьвера. Я невольно нащупал слева подмышкой кобуру с оружием. Да, без «кольта» я теперь никуда. Хотелось утопить в