Комбриг лично встретил каждого гостя и проводил за стол, а когда все собрались, занял место во главе и сказал:

– Друзья, все вы знаете нашего славного врача Ольгу Петровну Шакину. – Он наклонился к Ольге Петровне, обнял ее за плечи и сообщил: – Мы решили стать мужем и женой. С нынешнего дня.

Стол, поначалу стихший, даже оробевший немного, мгновенно взорвался:

– Ур-ра-а-а!

Так Григорий Иванович и Ольга Петровна стали мужем и женой.

В тот вечер просидели за столом допоздна, много говорили, смеялись, пели песни – русские, молдавские, украинские, вспоминали родные места и близких людей…

Давно они так раскованно, тепло, тесно не сидели. И вообще давно не собирались в единый круг, не ощущали столь тесную душевную близость друг к другу, к людям, находящимся рядом, не заглядывали в прошлое и не говорили о настоящем… Хорошо им было.

На окраине Ананьева тем временем раздалась мелкая трескотня выстрелов, через полминуты разгорелся настоящий бой, и Котовский послал Семена Горелого, также находившегося у него в гостях, узнать, что происходит.

Горелый вернулся через пятнадцать минут, сунул шапку в карман бекеши.

– Белые уходят, – сообщил он запыхавшимся голосом, будто совершил изнурительную пробежку по темным городским улицам, – прорываются к границе. Около тысячи человек. Говорят, что командует ими сам Стессель.

Полковник Стессель возглавлял большую группировку, сидевшую в Одессе, часть этой группировки была отсечена красными и ринулась к румынской границе. Пройти отступающие хотели кратким путем – через Ананьев. Но не получилось – столкнулись с боевым охранением, на помощь охранению штаб послал два эскадрона котовцев…

– Есть пленные, – сообщил Горелый, – офицеры… Довольно говорливые.

– Разберемся, – сказал Котовский, хотя и подосадовал: надо же, настроение испортили. Вот пакостники!

В окнах дома уже чернела ночь, заглядывала внутрь, высматривала что-то, завидовала людям, сидевшим в тепле, ежилась, стонала, скрипела снегом и вновь всматривалась в окна. Как хотелось, чтобы все ночи – и эта, и все последующие были мирными, тихими, чтобы люди могли уснуть спокойно и спать, сколько хотят, и просыпаться, когда хотят, а не внезапно – от грохота пулеметных очередей или взрыва близко всадившегося в землю снаряда.

Видя, что строй напитков, красовавшихся на столе, здорово поредел, Семен Горелый принес еще две двухлитровые бутыли самогона, – самогон был качественный, сваренный немцами-колонистами, а немцы, как было известно котовцам, продукт готовили обычно первоклассный.

Стол снова затянул песню, на этот раз знаменитую, про стонущий Днепр. Когда переключились на казачьи песни, Котовский тронул Ольгу Петровну за плечо:

– Пойду подышу немного свежим воздухом.

Стрельба стихла, небо приподнялось, немного очистилось, потемнело, словно бы с него соскребли грязный налет, обнажились редкие звезды, источающие мертвенный тускловатый свет.

За спиной с тихим скребущим звуком отворилась дверь, Котовский, не оборачиваясь, понял: Оля. Спросил негромко, охрипшим от песен голосом:

– Что, в доме душновато стало?

– Есть такое.

Котовский поднял голову:

– Смотри, а звезд на небе ныне светит много меньше, чем в пору нашей молодости. Или мне это только кажется?

– Выела Гражданская война.

– Да-а… Ребят поубивало бессчетное количество…

Котовский обнял жену, притянул к себе. Неожиданно услышал, как бьется ее сердце.

– А ведь там, в вышине, и наши две звезды находятся. Кто знает, что с ними будет?

Шакина улыбнулась и медленно покачала головой: что случится завтра, не знает никто, ни один предсказатель, ни один шаман, – все предположения будут очень расплывчаты. И вообще на войне день нынешний ценится больше, чем день завтрашний, поэтому солдаты в день завтрашний вообще не заглядывают. Чтобы не расстраиваться.

А сегодня они вместе, Котовский и Шакина, и если судьба окажется милостива к ним, они будут вместе всегда, всю жизнь. Григорий Иванович еще раз глянул на звезды и проговорил голосом неожиданно задумчивым и отрешенным, не связанным с событиями сегодняшними, кроме последнего – солдатской свадьбы его и врача Ольги Шакиной, про себя размышляя о том, что мир звезд все-таки тесно связан с судьбами людей и влияет на их жизнь очень существенно, и теорема эта не требует доказательств:

– Знать бы, что день грядущий нам готовит…

– А может быть и хорошо, что мы этого не знаем… – едва приметно, в себя произнесла Ольга Петровна.

Котовский услышал ее, разобрал все слова, произнесенные женой, и не сдержался, улыбнулся. Шакина в темноте не увидела его улыбки, но почувствовала ее. Он наклонил к Ольге Петровне голову:

– Может быть, действительно хорошо, что мы этого не знаем… Ты права.

Вдруг далеко-далеко, в пугающей выси неба одна из звезд вспыхнула зеленым огнем, засветилась, – вначале она горела тускло, еле-еле, потом свет ее усилился, и звезда понеслась вниз, набирая в движении и скорость, и яркость… Кто знает, может, это была звезда Котовского?

Котовский проводил ее внезапно заслезившимися от напряжения глазами (а возможно, и не от напряжения – от чего-то еще, кто сейчас это узнает?) проводил до самой земли. Звезда летела долго и сгорела, оставив после себя могильную черноту, когда находилась уже очень низко, ниже звезды просто не летают…

В душе должна была возникнуть печаль, но печали не было, – жизнь ведь продолжалась. Была она полна и светлых сторон, и затемненных, глухих, таких глухих, что их даже прощупать было нельзя.

Но сейчас они с Ольгой Петровной находились на светлой стороне…