– Почему вы решили вдруг нам всё рассказать? – спросила Саша, когда Игнатий замолчал. – Только не надо опять нести байду про армию, силищу и прочую муть.

– Так а чего не рассказать-то? Уплыли ж они. Вам их всё равно не догнать, да и не на чем. А што мы вас тогда схватили – извиняйте уж… Тока я ить вас отпустил, не тронул.

– А Глеба почему не отпустили?! – топнула Саша.

– Так ить ради него всё и делалось. Должон я был его взять, тут уж как ни крути. И не хотел, может, а должон. Долг – он ить платежом красен.

– Кому вы были должны? И почему именно Глеб стал вашим платежом?

– Должон Доктору. А пошто Глеб – то мне неведомо. У Доктора и спрашивай. Он велел – я сделал.

– А если бы он велел вам убить Глеба?!.

– Убивать не люблю. Тока ить должок такой, што… За жизнь ить чем тока и не уплатишь.

– При чем тут ваша жизнь? – снова топнула Саша. – Это вот Глеб…

– Как это при чем? – перебил ее «птеродактиль». – Нам ж-жизни Подземный Доктор с-спас-с. Мне, Игнатию, Мирону тож-же. И ш-што мы, по-твоему, ему долж-жны были с-сказать, когда он велел нам Глеба найти? Не убить ж-же, а найти и к нему дос-ставить. С-сказать: не, ищ-щи с-сам, коли надо, а нам теперь и без тебя хорош-шо, ж-живым-то! Так, ш-што ли?

– Не знаю как, но даже за жизнь платить чужими жизнями – это…

– Не жизнью ить, – буркнул Игнатий. – Мож, Доктор с ним в шашки захотел поиграть. Меня-то он и научил.

– Очень смешно! – вспыхнула Саша. – Не жизнью они заплатили! Всего лишь человеком, его об этом не спрося. И понятия не имея, что с ним этот ваш Доктор делать собрался. Всяко ведь не лечить!

– Говорят же тебе, он сам захотел, Глеб твой! Да, поначалу мы это думали сделать, но потом-то он сам.

– Зачем ему это? Зачем?! Не верю я вам.

– Дык не верь. Пошто мне врать-то?

– Всё равно это подло и гадко с вашей стороны. Вы ведь уже своих сдаете, мутантов! Скоро и впрямь есть друг друга начнете.

– Ну даже коли мы в чем и виноваты, чичас-то уже што сделаешь? – развел руками Игнатий. – Давай прощенья у тебя попрошу, извинюсь…

– Не надо мне ваших извинений, – отвернулась Саша, и взгляд ее наткнулся на висящую под шеей у Стёпика упряжь. Девушка, ужаснувшись посетившей ее голову мысли, вновь посмотрела на Игнатия. – Это что у него там?.. Это в нее он вам предлагал забраться и улететь?..

– Ну да. Это упряжь такая, штоб людей возить. Ну, зверей тоже, если не шибко больших.

– А двух человек выдержит?

– Смотря каких людей… А тебе на што?

– Пусть отвезет нас с Пистолетцем к Глебу! – всё же сказала Саша то, что так боялась произнести.

– Может, я лучше берегом? – сглотнул побледневший Пистолетец. – Дойду до плота, дальше на нем… Да и ты тоже… Давай на плоту лучше!

– На плоту мы сколько будем тащиться? А там в это время Глеба «лечить» станут. А на этом мы его быстро догоним.

– Эй, эй! – замотал длинной шеей «птеродактиль». – А меня уж-же и с-спраш-шивать не надо, с-соглас-сен ли я вас-с куда-то везти?.. Ес-сли на мне упряж-жь, значит, я лош-шадь? Да?

– Ты не лошадь, ты негодяй, – отрезала Саша. – Как и дружок твой. Если вы можете так вот запросто чужими жизнями распоряжаться, то почему я не могу всего лишь полетать на тебе?

– Игнатий, ш-што делать-то? – с тоской посмотрел на товарища «птер».

– Да слетай, чаво уж, – махнул тот рукой. – Тока, ежели лодку догоните, не вздумай их в нее ссаживать – перевернется. Неси до Устюга, пусть сами там своего Глеба встречают.

– Которого охраняет Мирон с автоматом, – тихо добавил Денисов.

– Ну, тут уж вы сами разбирайтесь, – проворчал разноногий мутант. – И так уже всё для вас…

– Всё для нас – это когда ты сам бы нас до Устюга на закорках нес, – прищурилась Саша. – А на чужом-то горбу легко в рай въезжать.

– Типун тебе на язык! – сплюнул Игнатий. – Летите давай!

Пистолетец и Саша пожали руки Борису и Лёшке, поблагодарили их. Но когда Денисов протянул шестипалую ладонь Павлу, тот отдернул руку:

– А платить кто будет?

– Не понял… – нахмурился Пистолетец.

– Мне сказали, што за помощь дадут автомат. И где он?

– А где твоя помощь? – вспыхнула Саша. – Пришел, постоял – и за это награда?

– Долг платежом красен, – не унимался Павел.

– О! – повернулась девушка к Игнатию. – Смотри, какого мы тебе друга нашли! Прям твоими словами чирикает. Споетесь!

И, сверкнув гневным взглядом на корыстолюбивого Павла, полезла в Стёпикову упряжь. За ней с явной неохотой последовал и Денисов. Его дернул за рукав Борис:

– На Павла не серчайте. Он завсегда такой… прижимистый. Но пошел ведь все-таки, не испужался.

– Да ничего… Это вы нас простите, что с места сдернули, от дел оторвали.

– Хорошим людям всегда помогать нужно. Иначе как жить? Как энти вон – долг платежом…

Обернувшись, Борис вдруг странно хрюкнул. Захихикал и стоявший рядом Лёшка. Уже почти залезший в упряжь Пистолетец посмотрел туда же, куда смотрели они, и также начал смеяться. Выглянула из упряжи и Саша…

На песке сидели Игнатий и Павел. Сначала девушке показалось, что мужчины просто беседуют, но потом она заметила в пальцах у Игнатия камешек, а прислушавшись, разобрала, что именно тот говорит:

– Первыми ходят белые, понял?.. Как-как! Вот так – наискось. А вот так едят… Да не кого-кого, а шашку твою!.. Не Сашку, штоб она была здорова, а шаш-ку! Вот это и есть шашка. Понял?.. Не, у тебя мозгов ишшо меньше, чем у Стёпика…

«Птер» обиженно фыркнул. Потом убедился, что оба пассажира на месте, разбежался, засыпав песком «доску», и взмыл в небо. Саша посмотрела вниз. Вслед им трясли кулаками Игнатий и Павел.

– Я же сказала: споются, – хихикнула девушка.

Лодку они догнали почти перед самым Кузиным. Саша увидела, что Глеб там, что он живой, – и стала дергать за ремни упряжи, привлекая внимание «птера». Тот, выгнув шею, приблизил к девушке жуткую зубастую пасть:

– Чаво тебе?

– Спускайся!

– Это ишшо зачем?

– Там Глеб.

– Кто бы мог подумать!

– Не дерзи, спускайся!

– Нет. Мне велено нес-сти вас-с в Ус-стюг.

– А я велю тебе спускаться!

– У тебя ишшо велелка не вырос-сла.

– Ах так!.. – вспыхнула Саша и пихнула в бок локтем Денисова: – Пистолетец, скажи ему!

– Сань, он прав, – строго посмотрел на нее мужчина. – Ну, спустится он – и чего? Глеба он взять не сможет, да и не отдадут его. Нас в лодку ссаживать – не выдержит она столько народу, перевернется.