И всё же неизбежное приближалось.

Чем старше становилась, тем больше замечала особо неприятные взгляды. Они были другими, не такими как раньше. Липкими, вызывающими тошноту.

И несмотря на период «затишья», чувствовала — у меня мало времени. Поэтому без дела не сидела. Даже смогла собрать небольшую сумму денег, которую заработала, помогая маме. Я по-глупому надеялась, что успею осуществить задуманное. И сбежать.

Но когда мне исполнилось восемнадцать, отчим пришёл в мою комнату и сказал, что пора взрослеть. Марат был пьян, а разговор мне сразу не понравился. Он смеялся и подходил ближе, я же попыталась его остановить и зло цедила, чтобы тот из комнаты свалил. И что если он посмеет притронуться, то криком я разбужу мать.

Вряд ли его это испугало. Однако планы у него были другие. И тогда он действительно из комнаты свалил. А ещё через пару недель мать дежурила всё в том же гостиничном доме.

В тот день мне долго не удавалось уснуть — за стеной на кухне были гости. Я прислушивалась, ворочалась, но вскоре, сквозь дремоту поняла, что голоса в доме стихли. А потом я услышала, как меня зовёт отчим. Он стонал и уверял, что ему стало плохо.

Я даже пошла не сразу, понятно же от чего плохо — у раковины пустая тара. На кухне — чьё-то спящее тело, от которого разило не благоухающей розой. Марату становилось хуже, он умолял дать ему таблетки, которые у него всегда находились в кармане. А без них до скорой он не дотянет — так он говорил.

Первое, что пришло на ум — оставить всё, как есть. Если ему плохо — пусть так и будет. Я повторяла это про себя, пока он звал меня, уже истошно извергая звуки, которые сводили с ума.

Перетерпеть. Перетерпеть. Перетерпеть.

Это наш с матерью шанс.

И всё же я не смогла.

Он лежал прямо на покрывале, в штанах и свитере, в странной позе. И как мне показалось, уже не дышал. Я не сразу поняла, почему, когда наклонилась, распознав дыхание и начала искать в его карманах таблетки, он бормотал: «Что ты делаешь, Лера? Зачем?»

Решила, что Марат в пьяном бреду. Или обдолбался. Но внезапно он перехватил мою руку. То, что Марат сильнее я знала, но всё равно сопротивлялась. И уверяла, что если он меня тронет — очень пожалеет.

В комнате появился ещё один. Пьяное тело из кухни оказалось не таким уж бездыханным. И пока я боролась со вторым, Марат выключил спрятанную в комнате камеру.

— На случай, если ты будешь клеветать, — рассмеялся он зло и показал руками знак кывычек, когда второй схватил меня со спины. Марат приближался, его дружок мерзко ухмылялся за спиной, а я наконец поняла, что на этот раз мне не вырваться. — Теперь правда на моей стороне. Все увидят, что ты сама пришла.

Это последнее, что я почувствовала перед тем, как меня охватил настоящий ужас. Странный запах, укол в плечо, и полное отвращение к происходящему.

* * *

А на следующий день в нашем доме появляется участковый. Нет, я больше не наивная девчонка, и понимаю, что он приходит не на помощь. Напротив. Объяснить, что выбор у меня только один — «сотрудничать». Ещё через пару дней отчим отправляет меня на первое задание — компромат для какой-то шишки из соседней области со мной в главной роли на фото выходит четко.

С тех пор отчим меня шантажирует, угрожая рассказом матери, и обнародованием всего того, что он теперь записывает на камеру, обрезая материал на нужных ему моментах. Он уверяет, что меня после этого обязательно найдут те, кому я дорогу перешла. И что он оказывает мне большую услугу, не выдавая. Именно тогда я узнаю, что он не просто монстр, но ещё и связан с криминалом.

Однажды я всё же решаюсь на отчаянный шаг. Я рассказываю матери о Марате, но этот мерзавец делает удивленные глаза и показывает первое видео.

«Что ты такое говоришь, Лера?»

«Я не хотел, чтобы все знали, но раз ты решила оговорить меня…»

«Посмотри, Ирма, что твоя дочь вытворила»

Он прекрасно всё спланировал — картинка в полутьме не самая четкая, но то, что там я — однозначно. Да, я сама прихожу в комнату, подхожу, наклоняюсь будто бы над спящим отчимом. Всё ненужное обрезано, камера выключается. Марат объясняет это тем, что стал оставлять её на ночь, когда мать на дежурстве. Будто деньги у него пропадают, и он меня подозревает.

Само видео выглядит так, что это я сама. Сама теперь вызываю отвращение у матери.

Она сначала шепчет:

— Как же так Лерочка.

А потом вся покрывается пятнами и добавляет, повышая тон с каждым словом:

— Он говорил, а я не верила. Я вырастила чудовище… Лера! Как ты могла? Ты!

Мать теперь кричит, а у меня звон в ушах стоит. Ладно участковый, ладно пьяные дружки отчима, ладно соседи. Да и весь мир. Но мне не верит собственная мать.

— Ты… Ты соблазнила родного отчима… — твердит она, не переставая.

Я настолько ошарашена, что произношу лишь одно:

— Ты прекрасно знаешь, что этот ублюдок мне не родной, и я не… — договорить не получается, мать меня не слышит. Она подлетает ко мне вмиг и даёт пощёчину. А потом звучат гадкие обвинения в мой адрес.

В мой. И ни одного в адрес Марата.

Я навсегда запоминаю его мерзкую ухмылку.

* * *

И сейчас, спустя несколько недель, эта сцена стоит перед глазами, когда я заколачиваю молотком гвоздь, так и не найдя отвертку. А значит, замок сорвать у ублюдка труда не составит. Но я хотя бы от шума проснусь.

Мне нужно совсем немного потерпеть.

Я уеду. Скоро. Очень скоро. Слава, сосед, обещал помочь достать липовые документы, но мы поссорились. Я переступлю через гордость и снова пойду к нему. Я уеду из этой чертовой дыры, чего бы мне это ни стоило.

Туда, где меня никто не узнаёт.

И возможно, не найдёт.

Мне страшно лишь бросать мать. Я её люблю. Вопреки и без условий. Ненавижу и люблю. Хоть простить и не могу.

Я надеюсь, что пронесет, но этой ночью меня всё же будит громкий удар в дверь. А спустя немного времени, преграда с треском распахивается:

— Иди сюда, мелкая дрянь!

Под подушкой наготове лежит скалка, ей я и замахиваюсь, что позволяет мне выбежать из комнаты до того, как Марат распустит свои мерзкие руки.

Отборный мат, стук распахиваемой