Она думает, что убила, но он очнулся.

Мама выпалила это быстро и вдруг замотала головой.

— Кто он? — спросила скорее на автомате. По позвоночнику пронёсся холод — я, конечно, поняла, о ком речь. И всё же затаила дыхание, будто была способна ответ прослушать.

— Он был чудовищем. Это я во всём виновата. Я! Собственноручно испортила жизнь моей девочке. Я виновата. Я. Скажите ей, что она не убивала. Столько ей наговорила. И только потом, когда она убежала, я наконец пришла в себя. У меня шок был. Шок, понимаете? Лерочка, моя Лерочка.

Стало не по себе, дыхание перехватило. Что она только что сказала?

Я ждала подробностей, но мать смотрела сквозь меня. Поэтому я взяла её за плечи:

— Вы сказали, она не убивала…

— Кто? — подняла она на меня взгляд: — Кто вы?

— Я от Леры, помните?

— И как она? — мама улыбнулась, а я, почувствовала, как к глазам подступило что-то жгучее.

— Она всё это время считала себя убийцей. Ответьте, что случилось тогда?

— Бедная моя девочка. Он был монстром, чудовищем. Вы видели монстров?

Я видела. И прекрасно понимала, на что такие чудовища способны.

— Я не смогла её защитить. Она мне говорила, а я не верила. Какая я мать после этого? Я. Я виновата. Только я. Лера говорила правду, а я ей не верила и покрывала монстра. И когда он очнулся, когда очнулся…

Глаза матери снова стали отрешенными. Она что-то бормотрала, но я не могла разобрать.

— Что произошло? — сжала я её плечи. — Когда он очнулся. Что?

— Что произошло? Так в доме начался пожар.

Взгляд матери на мне больше не фокусировался. Она словно была там, в воспоминаниях. Она всё говорила, а я задыхалась от нехватки воздуха. Будто тот пожар прямо сейчас пламенем окутывал. Вспоминалось всё. Запах гари, темные выжженные пятна на когда-то светлом фасаде. И тишина. Тишина от ужаса, который я тогда испытала.

— Ведь я могла всё потушить. Я могла. А ещё могла помочь ему выйти. Вместо этого я закрыла дверь снаружи. Представляете? Я закрыла дверь. А он не смог выйти. На окнах решетки. Сам поставил, чтобы Лерочка не сбегала. И сам попался.

Мать прикрыла искривлённый в болезненной гримасе рот рукой.

— Он сотворил чудовищные вещи с моей Лерочкой. И я, решила, я решила, что это справедливое возмездие. Я взяла грех. Я. Я. Моя девочка. Моя девочка. Моя бедная маленькая девочка.

Из её глаз покатились мокрые дорожки, она резко вдыхала, выдыхала и продолжала твердить:

— А потом пришел другой, со стальным взглядом. Он сказал, что поможет мне, что всё уладит и пообещал найти Лерочку. Он нашел её?

— Нашёл, — ответила тихо, находясь на грани.

Ещё как нашёл. Я не сомневалась, что это был Дадиев. Чертов спаситель.

— Передайте ей, что я хотела всё исправить. Что я люблю её. Передайте ей. Она никогда меня не простит, потому что я тоже чудовище, но скажите ей, что я люблю её. Пожалуйста, скажите… Скажете?

Я кивала. Говорить не могла, поэтому просто кивала. Мама обхватила меня, так крепко, как мне никогда не хватало. Я зарылась в её объятия на минуту представив, что мы там, далеко в прошлом. И нет и не было никакого Марата. И Дадиева. И всех остальных.

Искренние объятия, теплые. И пусть в иллюзорном состоянии матери, но сейчас они мне казались самыми настоящими.

— Девочка моя, — различила я шепот. — Обязательно скажите, что я люблю её. Я так перед ней виновата.

— Она тоже вас любит, — всхлип, рвущийся наружу, всё же прорвал свою блокаду. Я сделала глубокий вдох: — И простила вас. Давно… Простила.

Мама отстранилась. Я же почувствовала, как она сжала мою руку. Холодными пальцами держала её так крепко, что становилось больно. Слезы душили, влажные глаза матери смотрели прямо в меня. На миг, на короткое мгновение, показалось, что она меня узнала.

— Лера должна стать счастливой. Вопреки, она должна. Пожалуйста, передайте ей. Вы передадите? Я никчёмная, но она в отца.

Эти слова заставили замереть на месте. Когда я узнала, что Марат мне не родной, мать сказала, что не знает, кто настоящий. И вот сейчас, получается, это для неё тайной не было. Или почему она так сказала?

— Кто её отец?

В лицо вдруг подул ветер, он выбивал пряди волос и играл с ними, будто отвлекал от паузы, которая вдруг возникла. Я ждала такого важного ответа, до предела натянув нервы, но объясняться мама не спешила. Вместо этого она вдруг снова заулыбалась:

— Они втроём приезжали. Видные, молодые, красивые. Такая забавная компания. Кот, медведь и третий. Два животных и человек. Забавно, правда?

Забавно?!

Мне не было весело. Это совпадение? Это же совпадение просто, да?

Кот, медведь.

Господи. Господи.

А кто третий?

— Кто из них мой отец? — выпалила я. — Кто?

— Ваш отец? Я не знаю. Какой отец? Кто вы?

— Мама, это же я, Лера!

Немного тряхнула её за плечи. Она не сама потеряла рассудок, её накачивают, и, быть может, есть шанс, что она придет в себя. И вспомнит меня. Поймет.

— Мама, это я. Посмотри же.

— У меня уже есть дочь. Где Лера? Вы обманываете меня! Самозванка!

— Мама, кто мой отец? Скажи, кто он? Кто он, ответь…

Я захлебывалась в передозировке невысказанных эмоций. Надеялась услышать имя, но мать вцепилась в меня и принялась сама задавать вопросы.

Кто я. Зачем пришла. Кто она. Где находится.

Мать потоком выливала на меня последствия препаратов. Массой вопросов, странной реакцией, бзумной мимикой и жестами. Я, конечно, помнила про кнопку. И помнила, что всё может пойти не так, как я предполагала.

— Где Лерочка, что вы с ней сделали?

Она дрожала и царапала мои руки, мне казалось и вокруг происходило какое-то сумасшесвтие: волосы путались, ветер теперь разбушевался не на шутку, он бросал в лицо пыль и, словно радуясь своим проказам, завывал и гудел, нагибая ветви деревьев. Слезы застилали глаза и всё вокруг будто перемешалось.

Крик матери, её безумный взгляд, снова бушующий поток воздуха в глаза. Я вдруг поняла, что больше мама ничего не скажет — к нам уже бежали два амбала. Ей что-то вкололи и уволокли.

А я, ещё долго не могла прийти в себя.

***

 — Ты уже пару часов молчишь.

Ларионов подал голос, и я резко обернулась на него. Артём меня пугал. Если он раскопал то, что так усердно я скрывала столько лет, на что он ещё способен?

— Как ты узнал, где её держат?

— Аня поделилась, я же говорил.

— Она