держала, но не вставала с места.

Возможно, ей нужно успокоиться. Время есть, давить на неё я не буду. И пока мама приходила в себя, я погрузилась в воспоминания.

Пятнадцать лет назад

Вырезанное фото из журнала лежит под стеклом письменного стола. Хотя стол обычный, даже без ящиков, но я его зову письменным. Мне так хочется. Сегодня мне всё можно, у меня день рождения.

Целых десять лет!

Дверь в комнату приоткрывается:

— Милая, у меня для тебя сюрприз.

Мама улыбается, а я вскакиваю со стула.

— Он в кухне, — слышу голос матери, выбегая из комнаты с криком:

— У меня наконец-то появится то платье!

Ведь я рассказывала маме, что хочу его. А теперь она говорит про сюрприз. Значит, всё верно.

Но на пороге я испуганно замираю. На небольшом старом диване сидит неизвестный мужчина. Небольшими прищуренными глазами он смотрит так внимательно, что становится не по себе. Неопрятные темные волосы, борода и усы. Он отчего-то мне сразу не нравится, и даже обычное «здравствуйте» я произнести не могу.

— Лера, знакомься, это… Это твой отец.

Я изумленно перевожу взгляд на маму. Она говорила, мой папа уехал, потому что ему пришлось. Но подробностей не следовало. Она обещала мне всё рассказать, когда я подрасту. Но я росла, а ответа не находила. И сейчас не испытываю радости. Наверно, должна, не знаю. Но не испытываю.

Мама замечает моё расстройство:

— Это же лучше, чем платье, Лера. Это твой папа. Ему пришлось уехать, но он вернулся. Здорово, правда? Марат, ну что же ты молчишь.

— Но я хотела платье…

— Лера?

Тон мама меняет на показной строгий. Но я ничего не отвечаю. Хмуро бросаю взгляд на человека, сидящего на диване, и с мыслями, что никогда не восприму его как родного, ухожу в комнату.

Я смотрю на вырезанное фото из журнала. Девушка танцует на фоне яркого заката в белоснежном платье. Синий бант развивается лентами вокруг нее. Я мечтаю, что буду такой же красивой, когда вырасту. И такой же беззаботной.

Но сегодня мама сделала мне «подарок». И он безвозвратно перечеркнет мои тогда ещё наивные мечты.

Глава 49. Не позволю

7 лет назад

— Ты где была?

Голос матери, как обычно, звучит с пьяными нотами.

— Лера! Я твоя мать, отвечай, когда с тобой говорю!

Не реагирую, молча иду в свою комнату, с облегчением отмечая, что этого ублюдка в доме нет. Замок на двери болтается на одном гвозде — а вот это хреново. Нужно найти отвёртку и нормально прикрутить на болты. Мать в очередном запое, в кухне я заметила ещё двоих, и этот скоро явится, возможно, дружков своих притащит. А сегодня сбегать некуда, со Славой я поссорилась.

Мне нужно немного потерпеть, скопить нужную сумму, и я обязательно уеду отсюда и, надеюсь, навсегда. А пока что мне совсем некуда идти.

Если в совсем юных годах я считала, что строгость отчима — это обычный момент в воспитании, то с возрастом всё менялось лишь в худшую сторону. Становилось ясно, что на воспитание он плевал. Этот козёл получал удовольствие от факта своего превосходства.

Наказания стали строже и даже страшнее. Он и маму колотил. Она плакала, заперевшись в ванной, а когда я спрашивала, что произошло, пыталась делать вид, что всё в порядке. И что удивляло, ещё усерднее бегала вокруг Марата и в глаза ему заглядывала. И говорила, что я должна его слушаться, ведь он мой отец.

Отец.

Вранье.

Меня выворачивало, когда я думала, что в нас течет одна кровь. Но нет, маме удалось утереть нос этому уроду. Они поженились, мама забеременела а вскоре после моего появления на свет, выяснилось, что я не дочь этому мерзавцу. Мать призналась Марату, что изменила ему с одним из заезжих в наши края. Работала она в гостинице, точнее, в гостиничном доме. Вот там всё и произошло.

«Ненастоящий отец» ещё несколько лет жил с нами, а потом свалил. И лучше бы не возвращался.

Потому что после того рокового «подарка» на моё десятилетие, мать запила. И жизнь стала совершенно невыносима. Она превратилась в ад. Меня больше некому было защитить, и этот ублюдок пользовался этим по полной.

Честно говоря, когда в одном из скандалов я узнала правду, выдохнула с облегчением. Шок я испытала. А вот огорчения — нет. Никогда не считала отчима родным. Да, я не всегда была такой отважной, как сейчас, и, конечно, будучи совсем ещё ребенком, боялась Марата. Но после того, как узнала эту важную весть, появились силы. И вера.

Именно тогда я начала сбегать из дома, именно тогда я решила, что могу вырваться. Я придумывала планы по выживанию и мечтала, мечтала. Верила, что когда-нибудь вынырну из этого замкнутого круга, и всё вмиг станет ошибочным прошлым. Но мне не везло.

Будучи тогда ещё наивной, когда меня привели в участок после первого побега, единственный в нашем захолустье, я написала на псевдоотца заявление. Но за мной пришла не мать, а этот ублюдок. Я помню, как внутри всё оборвалось. Как во рту пересохло и подступила тошнота — мне не поверили, что дома меня ждет самый настоящий тиран. И что мать тоже является его заложницей.

А разговор, который я подслушала, привел в настоящий ужас — моё заявление никто не собирался рассматривать. Этот противный участковый Сливакин неприятно ухмылялся и, пожимая руку Марату, уверял, что со мной надо быть ещё строже. Чтобы сбегать неповадно было.

В тот же вечер я и ощутила на себе, что такое «ещё строже».

Каждое моё «ненавижу» навсегда отпечаталось на стенах нашего ветхого дома. И никому, ни одной душе на этом свете не было до меня дела. Мать в соседней комнате пребывала в забытье, и мне приходилось самой себя защищать. А когда мне всё-таки удалось вырваться, я заперлась в комнате, и всю ночь просидела в шкафу. Как будто там было мое спасение.

Ещё несколько неудачных попыток сбежать завершились тем же, каждый раз меня ловили, словно у этого Марата повсюду уши и глаза. Мысленно я выла от отчаяния, но вслух научилась эмоции не выражать. Слабость — это то, что выбивал из меня отчим. А я его радовать не собиралась.

Я ненавидела его так, что казалось от злобы стены нашего дома скоро рухнут. И плевать, что сама окажусь под обломками. С каждым днем я все яростнее представляла расправу и верила — когда-нибудь смогу дать Марату настоящий отпор. А пока что он