– Иди, Женя, – похлопал он по моему плечу. – Ступай к задвижке.

Дед был совсем плох – ноги подкашивались, руки дрожали, из груди вырывались ужасные хрипы. Мне пришлось усадить его в кресло наводчика носовой башни.

– Иди же наконец! – рассердился он. – Неужто не видишь, что мне не одолеть подводного коридора?!

Да, сейчас я это вижу. На побег из карцера мой героический дед затратил последние силы. В последний раз мне было крайне паршиво на похоронах отца. И вот спустя восемь лет я снова испытываю столь же отвратительное чувство. Обняв старика и крепко пожав ему руку, я направился к вертикальному трапу. На второй ступени вдруг остановился:

– Дед, есть одна проблема.

– Кнопки на вмурованном в стену щитке?

– Да. Мы не знаем шифра.

– Я тоже его не знаю.

– Как же мы выйдем?

– Нажмите по порядку все шесть кнопок.

– Это и есть мудреный код?

– Не надейся – немцы никогда не были простачками…

Я опять забыл о его необыкновенно развитом слухе. Должно быть, подводники Кригсмарине не раз открывали при нем задвижку, и он научился различать хруст механических кнопок, запомнил определенный порядок. Во всяком случае, стоило мне нажать поочередно все шесть круглых бляшек, как дед тут же прокричал с мостика рубки:

– Один, пять, пять, два, шесть, четыре!

– Надень маску, – на всякий случай приказал я Маринину.

Он стоял рядом, прислонившись плечом к стене. Лицо бледное, ослабшие руки едва справлялись со «снарягой».

Я повторил нажатием кнопок названный дедом шифр и… подъемный механизм задвижки ожил.

Я победно посмотрел на старлея, но он только устало улыбался…

А уже через секунду под сводами огромного зала заметалось тревожное эхо сирены.

– Уходите! – замахал рукой старик и исчез под носовой башней зенитных автоматов.

– Готов?

– Так точно.

– Пошли…

Схватив за шиворот Маринина, я устремился под задвижку, едва та приподнялась над грунтом. Выскользнув наружу, что есть силы заработал ногами…

Ласт на ногах не было, но это не главное. Нам неизвестно, на какое время рассчитаны допотопные немецкие аппараты, поэтому следовало торопиться. Выбраться из тоннеля побыстрее нужно было и по причине возможного обвала в момент подрыва торпед.

Вокруг темно, только впереди мерцал зеленоватый свет – выход из тоннеля в бухту. Под завывания далекой сирены, прорывающейся сквозь толщу воды, мы на него и держали направление…

Внезапно из темноты с двух сторон вспыхнули и ослепили яркие лучи подводных фонарей. Сначала загорелись два, затем еще два. Я понял: это мои ребята. Но узнают ли они нас? На мне штатный гидрокомбинезон, зато дыхательный аппарат жилетного типа и с большим германским орлом на правой стороне груди. Маринин вообще был одет, как немецкий подводник-диверсант.

Во избежание недоразумений я приветственно поднял правую руку и снял маску. И тут же оказался в чьих-то крепких объятиях.

Водружая маску на законное место, догадался: это Георгий Устюжанин. Рядом появились остальные пловцы группы: Фурцев, Жук, Савченко, Степанов.

Однако в следующую секунду переполняющие нас эмоции остудил отрывистый «лай» зенитных автоматов. Звук выстрелов был настолько силен, что с лихвой перекрывал сирену.

Это последнее предупреждение – надо срочно выбираться из тоннеля.

«Помогите моему напарнику!» – показал я ребятам.

Они подхватили Маринина под руки и по привычке взглянули на меня, ожидая приказа.

«Чего застыли, голуби? – развел я руками. – На волю! В пампасы!..»

Взрыва мы не услышали.

Всплыв на поверхность, я оттолкнул двухметровую льдину и резко обернулся к скале. От нее исходил гул, сверху сыпались огромные камни, а по воде расходилась мелкая рябь. Лишь через пару секунд над верхушкой показался столб дыма с пылью, а сама скала будто немного съежилась, осела.

– Все? – огляделся я по сторонам.

– Все, – прополоскал водичкой рот Устюжанин. – И шлюпка на подходе…

Борт научного судна «Академик Челомей»

Наше время

Оказавшись на палубе научного судна, я первым делом отправил в медблок раненого Маринина. Затем сжато доложил Горчакову о произошедших с нами передрягах.

Он пожал мне руку, поблагодарил. Я же, подхватив чей-то автомат, подошел к леерным ограждениям.

– В чем дело, Евгений? – удивился генерал.

– Я нашел под скалой своего деда, – стараясь, чтобы голос не выдал меня, передергиваю я затвор. – Несколько минут назад он погиб, спасая нас.

Мои ребята взяли оружие и молча встали рядом. Над бухтой зазвучали три салютных залпа.

Сергей Сергеевич в нерешительности замер с бутылкой в руке.

– Алкоголь не повредит?

– Наливайте – что нам, быкам, сделается! – усмехнулся я, глядя на его встревоженное лицо. – Мы же не изнеженные олигархи.

– Разве олигархи не пьют?

– Еще как пьют. Но после каждой попойки ложатся в частные клиники под капельницы. А здоровье боевых пловцов из «Фрегата» позволяет принимать большие дозы без риска серьезных последствий.

– Мудрено сказал. – Горчаков наполнил два бокала: себе – на самое донышко, мне – почти полный. – Ты пиши-пиши!..

Над раной Маринина в лазарете колдовал судовой врач, и я вынужден был в одиночку составлять подробный отчет о наших приключениях. Писатель из меня неважный – с грехом пополам нацарапал один стандартный листок, теперь корпел над вторым.

– В каком звании был командир U-3519? – оторвался от чтения моих перлов Горчаков.

– Корветтен-капитан.

– Не слышал о таком.

– На наши деньги – капитан третьего ранга или гидро-майор.

– Ага, так понятней. – Поправив очки, генерал вновь углубился в бумаги.

Я беспощадно поглощал бокал коньяка, как Баренцево море поглотило Рауля Амундсена, и продолжал выворачивать наизнанку память, подбирать благозвучные слова и составлять их в предложения…

– Значит, твой дед – Матвей Никифорович – имел возможность совершить побег с немецкой базы? – снова оторвал меня от творческого процесса Горчаков.

– Имел. Но, во-первых, был лишен зрения извергом Рашером. А во-вторых…

– Что во-вторых?

– Во-вторых, он рассказал об ощущениях, охвативших в первые минуты свободы.

Сергей Сергеевич благожелательно воззрился на меня поверх очков: