Женщина-лейтенант вышла, закрыв за собою дверь. За столом для совещаний уже велись жаркие дебаты.

Директор Монахан жестом указала МакАллену на свободное место рядом с собой:

– Идите сюда и помогите мне вразумить эту публику.

Пока Билл усаживался, бурная дискуссия продолжалась.

– Кай, вы чертовски хорошо знаете, что ни у кого нет цельной картины. В этом суть дробления, – потягивая диетическую кока-колу, бросал над столом сердитые взгляды замдиректора ЦРУ, толстощекий виргинец за шестьдесят с двойным подбородком.

– Дробление по доступу к специализированным программам – это одно, но целое, черт возьми, бюро?

Заговорил сидевший на дальнем конце стола сухопарый, энергичный человек, которого МакАллен помнил по тем временам, когда работал в агентстве национальной безопасности:

– Вначале никакого Бюро не было, был проект. Который, кстати, запустили церэушники, а не кто-нибудь еще.

– С тем же успехом это мог сделать и кто-то другой, – огрызнулся представитель ЦРУ.

Директор Монахан добавила:

– Ни разу не слышала об этом, пока была в Лэнгли. Я знаю, у нас были черные технологии, но…

Представитель ЦРУ жестом указал на стены:

– Оглядитесь вокруг. Вот как все делалось во время холодной войны – солидный проект, большие деньги. Вы представляете себе, сколько всего можно напокупать, тратя по двести миллиардов в год в течение полувека? Да сам президент понятия не имеет о половине этих программ! Кай, в нашей стране миллион человек занимается сверхсекретной деятельностью с соответствующей категорией доступа. И некоторые из этих ребят живут в совершенно ином мире – даже по сравнению с нами. Такова сущность скрытого сектора. Где-нибудь в шестидесятых кто-то поставил БТК регулировать передовые технологии, и понеслось. Похоже, Бюро оставило нас далеко позади.

Монахан отпила кофе из неправдоподобно элегантной чашки, которую, вместе с блюдцем, унаследовала еще от администрации Кеннеди.

– Что же, Билл с ними встречался – если это можно так назвать, – а я почти поняла и Билла, и двух его помощников, когда прочла доклад.

На представителя нацбезопасности это впечатления не произвело:

– Я тоже его читал. Нам с восемьдесят девятого года известно, что в БТК довели до совершенства голографические проекции на молекулярном уровне. Мы полагаем, там задействовали радиооптическую фазированную антенную решетку и плазменную эмиссию. Но в точности нам ничего не известно.

МакАллен поднял брови:

– Для нас все это выглядело дьявольски реально.

– По сравнению с тем, что у них есть еще, это детские игрушки, – скривился церэушник.

Монахан нахмурилась:

– Должна существовать какая-то подотчетность. Нужно ознакомиться с технологиями, на которых они сидят, их игрушки могут обеспечить США настоящее преимущество, а то Китай нам на пятки наступает.

– В БТК могут возразить, что их деятельность как раз не дает Китаю дотянуться до этих технологий.

– Но тогда возникает проблема ухода технологий в частный сектор.

Монахан отставила чашку и блюдечко:

– Простите, Майк, но мне бы хотелось, чтобы в моей демократии было чуть меньше авторитаризма.

Никто не поручал БТК осуществлять полицейский надзор над всем миром.

– А кто их остановит?

– Они могут обладать самыми передовыми технологиями, но если мы используем объединенные усилия ЦРУ, министерства обороны, агентства нацбезопасности и министерства внутренней безопасности, то сможем поставить их на место.

Представители ЦРУ и АНБ обменялись взглядами.

– Удачи.

Аэнбэшник покачал головой:

– Вы забываете, что они поставляют всяким трехбуквенным конторам множество ценных разведданных. Ходят слухи об их серьезных достижениях в области информационных технологий и коммуникации. Может, у них есть даже искусственные интеллекты, сопоставимые по уровню с разумом человека.

– Это смехотворно.

Церэушник мрачно произнес:

– Вам не удастся незаметно к ним подобраться. Они проникли и в «Эшелон»[56], и в SWICS[57]… да почти повсюду. И в вашей сети они тоже есть, имейте это в виду. Они читают ваши электронные письма, Кай.

Представитель АНБ пожал плечами:

– Такое впечатление, что они могут взломать любой код. Наверно, поэтому им всегда известно, что, где и когда происходит. Нужно, чтобы они оставались на нашей стороне.

– Да откуда нам знать, на чьей они стороне? Говорят, сейчас от БТК откололось несколько зарубежных фракций.

– Слушайте, своими высказываниями вы только масла в огонь подливаете!

Монахан нахмурилась:

– Нужно выяснить, где их главный штаб, и начать действовать.

Аэнбэшник лишь пристально посмотрел на нее:

– Вам не поможет, если вы будете знать, откуда они руководят своими операциями.

– Конечно же, поможет. Мы сможем отслеживать их деятельность так же, как они отслеживают нашу. Можно будет создать компьютерную сеть, о которой они не будут знать. Новую программу спецдоступа.

– И это только для начала.

Представитель агентства нацбезопасности вздохнул:

– Мы знали, где они, но это нам не помогло.

– Вы знаете, где их штаб-квартира?

– Да, я и вам сейчас расскажу. БТК базируется в центре Детройта, в сорокаэтажном здании, построенном еще в шестидесятых годах. Это здание настолько безликое, что его даже заметить трудно.

– В Детройте?

– А где еще спрятать контору, обладающую самыми продвинутыми в мире технологиями, как не там? Но позвольте, я хотя бы частично избавлю вас от головной боли: они не используют для коммуникаций ни электромагнитные волны, ни оптоволокно, никакие другие известные нам технологии. Мы десятилетиями пытались перехватить хоть какие-нибудь сигналы, исходящие из этого здания, – и ничего. Тогда мы попытались перерезать их коммуникации. Провели сейсморазведку и обнаружили, что у них там шестьдесят подземных этажей… во всяком случае, о шестидесяти мы теперь знаем.

– Шестьдесят этажей?

– Это еще не все. Стоило нам провести разведку, как все команда, которая в ней участвовали, исчезла. В тот же день мы потеряли спутник-шпион, настроенный на наблюдение за их штаб-квартирой. Заодно из наших сетей испарилась вся информация о БТК, которой мы располагали, а на ее месте появились фотографии наших спящих детей, снятые прямо у нас дома.