ТАСС: «Точка… По буквам: Петр, Анна, Роман, Иван, Жанна… Париж!»» (действие примерно в 1925). Упоминает об этом поветрии и В. Маяковский в критикующем радио стихотворении «Без руля и без ветрил» (1928): на меня / посыпались имена: / Зины, /Егора, / Миши, / Лели, / Яши… — Отметим в ДС насмешливую «Ифигению» вместо обычного «Ивана».

В деревне — по крайней мере, в раннюю пору — радио получило недоверчивое прозвище «Чертофон». О возможных инфернальных коннотациях радиорепродуктора в доме собеса, чинящего насилие над призреваемыми и посетителями, см. выше, в конце примечания 1.

[Маяковский, Счастье искусств, Поли. собр. соч., т. 9; Асеев, Три страха, КН 25.1926; Исаковский, Радиомост (1925); Д. Фибих, Говорящий эфир, КН 41.1928; Б. Губер, Красноармейское лето, КН 30.1929; В. Ардов, Кормушка, Бу 29.1927; Пильняк, Телеграфный смотритель; Форш, Московские рассказы, 356; М. Кольцов, Черная земля // М. Кольцов, Действующие лица; Тихонов, День отдыха (1932); Slonimski, Misère et grandeur…, 70; Darling, Ding Goes to Russia, 83–85; И. Прутков, Радиогубительство, См 27.1926; Ив. Рахилло, Изобретатель, Эк 04.1930; Старые загадки с новыми отгадками, Кр 26.1927; ИЗК, 311; Н. Погодин, Великий невидимый, Ог 10.04.27; Булгаков, Радио-Петя (1926), Ранняя неизвестная проза; Кассиль, Попытка автобиографии, Собр. соч., т. 1; Катаев, Растратчики, гл. 12; Маяковский, Полн. собр. соч., т. 9; FabreLuce, Russie 1927, 43–44, 82; Le Fevre, Un bourgeois au pays des Soviets, 23, 30; Farson, Seeing Red, 321.]

8//14

Старухи… продолжали есть, надеясь, что их минет чаша сия. — Евангелие от Матфея: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия» [26.7].

8//15

Далеко-далеко, в самом центре земли, кто-то тронул балалаечные струны, и черноземный Баттистини запел… — Баттистини, Маттиа (1856–1928) — итальянский оперный певец, баритон. Не раз гастролировал в России, в том числе в Одессе; пел в русском репертуаре на русском языке. Л. Славин вспоминает: «В одесском оперном театре почти ежегодно играли итальянцы. О Баттистини! О Карузо!» Об ажиотаже десятых годов вокруг «короля баритонов» рассказывают А. Г. Коонен и Ю. Морфесси [Славин, Портреты и записки; Коонен, Страницы жизни; Морфесси, Жизнь, любовь, сцена].

«Кто-то тронул балалаечные струны» — реминисценция, в сниженном ключе отсылающая к поэтическим формулам начала XX века. Ср. Блока: Не верили. А голос юный / Нам пел и плакал о весне, / Как будто ветер тронул струны / Там, в незнакомой вышине [На смерть Комиссаржевской]; В затаенной затронет тиши/ Усыпленные жизнию струны [Есть минуты, когда не тревожит…] и др.

8//16

На стене клопы сидели / И на солнце щурились, / Фининспектора узрели — / Сразу окочурились… — Видимо, перед нами вариант популярной в те годы частушечной «колодки». Во всяком случае, нам встретилась еще одна частушка по тому же образцу, сочиненная самодеятельными поэтами для капустника в подмосковном доме отдыха: Две недели солнца ждали, / Прямо истомилися, / А как солнце увидали, / Сразу облупилися [Дом отдыха «Новый быт», Московский пролетарий, 22.09.28]. Заимствование этой «колодки» журнальным очеркистом из романа (публикация ДС к сентябрю 1928 уже закончилась) — возможность интересная, но, на наш взгляд, отдаленная. (Отметим совпадение глагольных клаузул в двух частушках: во всех строках — прошедшее время множественного числа, в четных — возвратный глагол (на — сь); увидали — узрели в третьем стихе; наречие сразу в начале последних стихов.)

8//17

[Остап]…увидел пятерых граждан, которые прямо руками выкапывали из бочки кислую капусту и обжирались ею. Ели они в молчании… Паша Эмильевич… снима[л] с усов капустные водоросли. — Ср. Маяковского: Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста / где-то недокушанных, недоеденных щей… [Нате!] — Одна из театральных сенсаций 1925–1926, ленинградская постановка пьесы А. Н. Толстого и П. Е. Щеголева «Заговор императрицы», имела сцену, сходную с той, которая предстала глазам Остапа. «Поднимается занавес… Распутин, один, растрепанный, со сна, босой, в русской рубахе. Перед ним посудина с кислой капустой, и он — с похмелья — жрет эту капусту руками. Ни одного слова. Только жрет. Казалось бы ничего особенного, а [П. Ф.] Монахов с похмелья, молча, так жрал эту капусту, что через две минуты зал разражался неистовыми аплодисментами» [К. Федин — Р. Гулю, разговор в 1928; в кн.: Гуль, Я унес Россию, 247].

8//18

— Дети Поволжья? — Дети, оставшиеся сиротами в результате катастрофического голода в Поволжье в начале 1920-х гг.

Характеристика взрослого, заведомо далекого от невинности, как наивного ребенка, — одна из «архиострот» Бендера. Ср. выдачу Воробьянинова за мальчика в ДС 31; намерение купить Балаганову матросский костюмчик в ЗТ 25; обращения к спутникам вроде «Ах, дети, милые дети лейтенанта Шмидта…» в ЗТ 6 или «…наш детский утренник посетит одна девушка…» в ЗТ 24 и др. [см. Щеглов, Семиотический анализ…, а также ЗТ 25//1 и др.].

8//19

— Тяжелое наследие царского режима? — «Тяжелое», «проклятое» наследие — клише послереволюционных лет. Ср. «Глухонемота — тяжелое наследие капиталистического строя» [КН 16.1930]. «Ибо в чем корень зла? В проклятом наследии прошлого — в нашей некультурности» [Селищев, Язык революционной эпохи]. «Граждане свободной России! Покупайте на счастье наследие проклятого режима в пользу геройских инвалидов» [Бабель, Беня Крик // Забытый Бабель — о продаже кандалов, Одесса, 1917]. «Антисемитизм — одно из позорных наследий, еще не изжитых в нашей стране» [рец. С. Борисова на книгу об антисемитизме, НМ 04.1930]. В пародийном отражении фельетониста: «Нам неизвестно, существует ли где-нибудь научный институт, который занимается изучением и регистрацией наследий проклятого прошлого, а также борьбой с таковыми» [В. Ардов, Восторг //В. Ардов, И смех и грех]. «Масло, сахар, яйца и прочее наследие старого режима», — шутили эстрадные конферансье в тощие годы первой пятилетки [Grady, Seeing Red, 306].

Этот штамп не являлся советским неологизмом; ср. у кн. А. В. Оболенского: «Император Николай II получил тяжелое наследие» [Мои воспоминания, 90].

8//20

Застенчивый Александр Яковлевич… пригласил пожарного инспектора отобедать чем бог послал. В этот день бог послал Александру Яковлевичу на обед бутылку зубровки, домашние грибки… — «Чем Бог послал» — фигура скромности при приглашении к обильной трапезе. Встречается у Пушкина: «Угощу чем Бог послал» [Гробовщик]. В пьесе В. Киршона «Хлеб» (1931) коммунист Раевский в голодный год коллективизации заходит в дом кулака Квасова, тот предлагает ему покушать «что Бог послал», прибедняясь: «пища у нас деревенская…». Дочь кулака ставит на стол сметану, хлеб, масло, творог, пышки; Раевский изумлен: «Роскошная пища» [картина 3]. Как многие речевые штампы, данная фраза была популярна и у сатириконовцев.

Ироническая буквализация «Бог послал то-то и то-то» не нова. Ср.: «После музыки хозяин позвал закусить, чем Бог послал. Бог послал немного: две селедки, блюдо жареной говядины, груду хлеба, две бутылки водки и батарею бутылок пива» [Н. Гарин-Михайловский, В