чтобы перевязать ослабевшие шнурки. Третья комната, что напротив, была больше предыдущих. Она точно служила гостиной. Посреди помещения на голом полу остался лежать старый коврик. Нора ясно видела, как у ковра стоял большой и длинный гостевой диван, а напротив него — круглый журнальный столик с телевизором и видеомагнитофоном. По крайней мере самые сливки гостиной в доме Норы выглядели именно так. Удобный мягкий диван, на который она так любит вечерами забираться с ногами с кружкой горячего шоколада в руках и смотреть разные передачи по большому телевизору. Но только ровно до половины девятого. В это время приходит с работы ее отчим, толстый мистер Кроули. Когда он бывал трезв, она покорно отправлялась в свою комнату спать, но, когда мистер Кроули напивался — Норе приходилось запираться в чулане. Только там была самая крепкая дверь и старый проверенный засов, который не дрогнул ни разу под кулаками набравшейся виски свиньи. В таком состоянии он всегда находил предлог, чтобы сорваться на Норе, и ее мама ничего не могла с этим поделать. Первое выступление миссис Гейбл в поддержку своей дочери окончилось для нее солидной гематомой на левой щеке. А двумя неделями позднее — разбитыми губами и вывихом плеча. Вскоре после этого, когда мистера Кроули не было дома, Нора с мамой вынесли из чулана все лишнее и установили внутри старую кровать, добытую в гараже из недр тех вещей, которые жалко отправить в мусорный бак. Миссис Гейбл со слезами на глазах клялась, что обязательно порвет с мистером Кроули, но проходили дни, недели и месяцы, но ничего не менялось. И Нора в конце концов смирилась с такой жизнью.

Четвертая комната была самой маленькой из всех. Сразу при входе справа притулился широкий шкаф с несколькими отделениями. У дальней стены расположился косоногий табурет, лежащий на боку, а на полу были разбросаны обрывки от картонных коробок. Из окна виднелись заросли кустарников, а в просветах между листьями — забор со стороны одной из глухих, безлюдных улиц.

В шкафу Муки не прятался. Внутри вообще ничего не было, кроме одинокой вешалки для одежды. Когда Нора открыла дверцу, вешалка возмущенно закачалась на перекладине, словно требуя, чтобы ее оставили в покое. И, чихнув два раза от пыли, попавшей в нос, девочка поспешно захлопнула дверку шкафа.

Нора постояла с минуту в прихожей. Она слышала шаги Боба и Джейн наверху. Значит, они тоже пока еще не нашли мальчишку. А вот Лутти как сквозь землю провалился. Что, если ему улыбнулась удача, и теперь он самодовольно ухмыляется, затаившись вместе с Муки… в кухне?

Нора коварно улыбнулась и еще раз стрельнула глазками по перилам лестницы, бегущей наверх. Пусть ходят, хлопают дверьми и собирают грязь на ботинках. Она-то знает теперь, где закопан клад. Пройдя на цыпочках мимо лестницы, она с неприязнью покосилась на дверь чулана и тихонько вошла в кухню. Пусто. Только металлическая змея газовой трубы торчала из пола и гнилая тумбочка слева. В ней мог уместиться Муки, но на пару с Лутти — исключено. Да и в одиночку внутрь можно было бы засунуть разве что одну лишь задницу Лутти. Не больше. Зато справа располагалась глядящая на девочку дверь в кладовую или в подвал, как предполагал Лутти. Она взялась за дверную ручку и дернула на себя. Тщетно. Она была заперта.

— Эй, толстяк! — обиженно зашипела она, поднеся лицо к замочной скважине. — Если вы оба внутри, то поступаете нечестно! Открывай живо эту дверь! Я нашла вас! — Ответа не последовало. — Живо, я сказала! Или я подопру дверную ручку чем-нибудь тяжелым, и вы оба просидите внутри до самого вечера за жульничество!

И вновь тишина. Нора приложила к холодному дверному полотну свое ухо и прислушалась. Тишина внутри была гробовой. Никакого шороха, никаких голосов. Нора насупилась. Затем в голове у нее пронеслась неприятная мысль, которую она совсем не хотела встречать у порога своего внутреннего домика души. «Придется сунуть нос в чулан. — Такой вердикт прозвучал в ее мозгу чужим голосом. — Тоже мне, нашли место, где спрятаться…» — мысленно добавила она от себя.

«Чулан, — Голос даже не пытался умолкнуть, а говорил, говорил, отдаваясь эхом и пульсацией в висках. — Не бойся заглянуть. Он не чужой тебе. Иди же. Но-о-ра-а-а, — Голос перешел на свистящий шепот, похожий на завывание ветра вдали. — Мы ждем тебя-я…»

Нора вдруг почувствовала, что теряет контроль над собой. Появилось странное, но даже приятное головокружение. Если бы она была постарше и уже попробовала бы алкоголь, то поняла — именно такой эффект оказывает на организм спиртное. У нее ослабли ноги, и задрожали колени. Она оперлась на стену ладонью, сделала несколько несмелых шагов, и сама не поняла, как очутилась в темной комнатке под лестницей. За ее спиной хлопнула дверь и вспыхнул свет. Над ее головой заплясала голая лампочка на толстом проводе. Тень Норы затряслась на панелях деревянной вагонки, которой были отделаны стены внутри. Девочка стояла у изголовья старой металлической кровати, украшенного кованными узорами и набалдашниками, похожей на ту кровать из гаража, к которой она не хотела привыкать. В которой пыталась спрятаться под одеялом, как сейчас прятался где-то Муки, всхлипывая под грубые окрики отчима, доносящиеся по ту сторону толстой двери и несущие ей все проклятия этого мира, какие только мог вспомнить мистер Кроули под действием алкоголя.

Вдруг маленькая комнатка стала расширяться. Все четыре стены отдалялись от Норы, будто ширмы на колесиках, пока не исчезли из виду. Со всех сторон образовалась темень, черное полотно бесконечного пространства. Лампа вздернулась выше, но разгорелась сильнее, как одна единственная звезда на темном небе. Ярким, почти белым светом она указывала Норе на кровать. И девочка не смогла противиться неведомой силе, исподтишка толкнувшей ее в спину. Нора рухнула на холодную простынь, свисающую вниз по бокам почти до самого пола, и раскинула уже неподвластные ей руки и ноги. Ремни, висящие на кроватных стойках, которые она не заметила раньше, крепко затянулись на лодыжках и кистях. Еще один у изголовья с силой сдавил ее горло. Теперь Нора походила на полоумную, вышедшую из-под контроля и усмиренную санитарами психиатрической больницы, что, конечно, являлось полной чушью! Реальность была иной: Нора не могла двигаться, но сознание возвращалось к ней, уходила слабость, и девочка уже начала чувствовать боль от режущих кожу пут; страх вползал в душу, вставая в один ряд с чувством беспомощности и полного непонимания происходящего; ремень сдавливал горло, и ей не хватало воздуха.

Простынь под Норой затрепыхалась, как от ветра колышется морская гладь. Девочка услышала под собой какую-то возню и