– Ты чего тут? – спросила тетка, выбиваячек. – Вроде не наша?

– Я в гости приехала, к родственнице, – совралаАня. – На день рождения, вот собачку в подарок привезла, а хозяев нет…

– К кому?

– К Новицкой Элеоноре Георгиевне.

– У нас таких нет.

– У нее здесь дача, в «Усадьбе»…

– Ну ты даешь! – захохотала тетка, долбанувкулаком по крышке кассового аппарата. – «Усадьба» заброшена давно! Да ираньше там зимой никто не жил! Кто над тобой так подшутил, девонька?

– Не знаю… Племянник, наверное…

– Вот нехристь! – возмутилась женщина. – Какдо дома добираться будешь? Ты ведь из Москвы?

– Из Москвы, – тяжко выдохнула Аня. – А какдобираться, не знаю…

– Бабки есть? – деловито осведомилась продавщица:– Если есть, то на тачке. До Москвы часа полтора езды…

– Деньги есть, машин нет… Я смотрела…

– Пятихатку кинешь – довезу.

– На чем? – не поняла Аня.

– На ласточке своей… – Тетка вышла из-за прилавка,встала напротив Ани, глянула на нее сверху своими добрыми, плохо накрашеннымиглазами и представилась: – Ниной меня зовут.

– А я Аня.

– Ну че, Анютка, есть пятихатка?

– Есть.

– Ну тогда почапали… – Она облачилась впотрепанную телогрейку, на голову намотала пуховый платок. – Холодно наулице?

– Нет. Нормально… – Аня удивленно следила заНиниными сборами. – А вы что – так просто уйдете? И магазин бросите?

– Почему брошу? Запру, на сигнализацию поставлю, всекак положено…

– Так до закрытия еще сорок минут.

– И че? Все равно народу никого. – Она достала изкармана связку ключей и скомандовала: – Пошли!

Аня послушно двинулась за благодетельницей.

Когда дверь магазина была заперта, а сигнализация включена,Нина зашагала в направлении проулка, но не того, по которому шла Аня, а болеедальнего. Оказалось, что машина (она же ласточка) стояла прямо там: между двухзаборов. Жутко потрепанная «Нива» с самодельным «кенгурятником» на морде.

– Вот она, моя ласточка, – промурлыкала Нина,любовно смахивая с бампера снег. – Ждет меня…

– Ваша? – с уважением протянула Аня.

– Мужа. Но он уже несколько лет за баранку не садится,все протрезветь не может. Вот я и отобрала. Мне до дома добираться долго – я насамом краю деревни живу… – Она открыла дверцу. – Садись. Ща прогрееммаленько, тепло будет…

Аня забралась в холодный салон, устроилась, барбоса усадиларядом. Нина разместилась за баранкой, забренчала ключами. Через несколько минутмашина тронулась.

Всю дорогу до Москвы Нина не замолкала и успела рассказать осебе все, начиная с первых дней жизни и заканчивая сегодняшним утром, когдамуж-оглоед разбил ее любимую чашку, а она его за это побила табуреткой. Аня еене перебивала – она понимала, что, когда закончатся рассказы, начнутся вопросы,а отвечать на них не хотелось. Потому что придется либо врать, либоисповедоваться, а ни того, ни другого делать она не собиралась.

Нина довезла Аню до первой станции метро, хотела бы прямо додома, но Москвы не знала и боялась заблудиться.

К счастью, подземка еще работала. Аня вошла внутрь,спустилась на эскалаторе к перрону, села в поезд и стала прикидывать, восколько приедет домой. По самым оптимистическим подсчетам не раньше часа ночи.Это ужасно! Потому что жутко идти по подъезду, в котором лежала мертвая тетяСима. Тем более света на площадке, наверное, так и нет, но и без него виденмеловой контур на бетоне: надеяться на то, что его смыли соседи-алкаши, неприходится… Эх, жалко, что сейчас магазины не работают, а то батареек быкупила, чтоб в фонарь вставить – со светом все-таки спокойнее…

Аня достала из сумки бесполезный фонарик, пощелкала кнопкой.Чуда не произошло – он не зажегся. Тогда Аня вынула батарейки и начала усиленностучать ими друг о друга: она слышала, что после этой экзекуции они могут ещенемного поработать. Не врали люди! Когда она поставила батарейки на место,фонарик зажегся. Это придало Ане смелости, и она уже без страха стала думать овозвращении домой. Первое, что сделает, попав в квартиру, позвонит следователюСтасу второе – вытащит из керамического бульдога содержимое (хотелось бынадеяться, что для этого не придется его разбивать – жалко), и третье – заляжетв горячую ванну с кружкой дымящегося «Ахмада».

Из метро Аня вышла в половине первого. До дома ей добиратьсянедолго, минут пятнадцать, значит, в квартиру она попадет даже раньше, чемпланировала.

По улице идти было не страшно: горели фонари, попадалисьодинокие, но совсем не подозрительные прохожие. Однако чем ближе она подходилак своему дому, тем неспокойнее становилось на сердце – в подъезд входить быложутко даже с фонариком. А уж когда Аня увидела приставленную к закрытой двериподвала крышку гроба, ей просто захотелось убежать… Не убежала, потому чтонекуда!

И помочь ей некому… Ни Эдуарду Петровичу, ни СергеюГеоргиевичу, ни Петру Алексеевичу она больше не доверяла!

В подъезд вошла с опаской, сильно волнуясь. Как ипредполагалось, света не было, даже на третьем не горела привычнаясороковаттка. Аня зажгла фонарик, двинулась по лестнице вверх. Несмотря настрах, шла медленно, боялась оступиться. Дошла-таки. Слава Всевышнему! Досталаиз сумки связку ключей, стала открывать. Открыла первый, взялась за второй, итут фонарь погас. Кончилось действие избитых батареек!

С нарастающей паникой Аня задергала ключом в замочнойскважине.

Позади нее что-то зашуршало. Наверное, соседская кошкасменила положение тела, она всегда спит на коврике у двери, – постараласьуспокоить себя Аня.

Она опять подергала ключом – он почему-то не желалповорачиваться, хотя обычно поддавался сразу. Кошка опять завозилась. А Анянаконец открыла дверь…

В тот же миг ее кто-то больно схватил сзади за шею и втащилв квартиру.

Аня попыталась вырваться, но тут же получила пинок коленом впоясницу.

Она набрала полные легкие воздуха, чтобы закричать, тольковместо крика из ее груди вырвался слабый всхлип, потому что тот, кто держал еестальными пальцами за шею, двинул ей кулаком по почкам. Потом он швырнул ее вглубь прихожей. Аня отлетела, стукнулась лбом об косяк, осела на пол…

Несколько секунд она тупо пялилась в расцвеченную вспышкамисвета темноту, а потом потеряла сознание.

Дусик

Дусик зажег фонарь, поставил его на тумбочку. Маленькоепомещение тут же осветилось целиком, и он смог разглядеть всю убогостьобстановки: деревянную вешалку на стене, завешанную каким-то барахлом, уродскийящик для обуви, табурет с рваным дерматином на сиденье, истертый половичок надощатом (не паркетном!) полу. Просто не верится, что его бабка – княжнаШаховская – жила в эдаком бомжатнике! Вот для приживалки ее эта халупа самоеподходящее место, но только не для аристократичной Элеоноры…