И хорошо, что у меня было это время подумать, поняв, что так легко поддалась его излюбленной манипуляции. Елай, очевидно, знал, что так и будет, вот почему толком ничего не объяснил, рассказав обо всём только в общих чертах. Уж настолько я предсказуема.

Поджав губы, бросаю на него искоса взгляд, чтобы оценить, насколько мой ответ его разочаровал, но не тут то было. Алек хмурится, да, но не потому что огорчён. Он словно начинает прокручивать в голове какой-то план. И этот план ему нравится.

— Что ж, — говорит он, — значит я сделаю так, что Елай сам мне всё расскажет.

И это не обещание, это — самая настоящая угроза.

У меня не было много времени, чтобы подумать над словами Алека. Понять, плохо это или хорошо, что он внезапно смягчился и перестал вспоминать про Елая, а переключился на Софию, потому что оказалось, что мы уже подъезжаем. У нас оставалось минут пять, чтобы обсудить некоторые детали. Когда перед глазами показался знакомый съезд, я даже не поверила, что мы действительно вот-вот окажемся в поместье. Алек всё говорил — чётко, взвешенно, вкрадчиво, — и наставлял меня. Ничего лишнего не озвучивать, ускользать от вопросов, при том всех, чтобы не было подозрительно, что сторонюсь каких-то конкретных, якобы делая вид, что для меня это всё слишком болезненно.

«— Сделай растерянный и уставший вид, немного даже испуганный, — посоветовал Алек. — Софии не нужно знать, что ты начала думать, а испуганная девочка угрозы не будет предоставлять».

Мне не понравилась эта игра, но ход был действительно отличным, хотя мне всё время и хотелось показать ей обратное. Что я всё знаю. Знаю о том, кто она на самом деле — бездушная и безжалостная, и мы можем вывести её на чистую воду. Это было бы моим ответом на всю её чрезмерную надменность, которую очень хотелось с неё сбить.

Но так поступать было нельзя. Я помнила, что надменность за её плечами, отнюдь не призрачная, а очень даже реальная, и это не оправдает секундного чувства превосходства над ней, потому что последствия будут плачевными только для нас.

А ещё Алек ошибся, мне не принесла никакого удовлетворения мысль, что я откровенно вожу её за нос. Напротив, я почувствовала себя как никогда незначительной и «мелкой» в сравнении с ней. С тем, что построила эта женщина и все старейшины — нынешние и прежние. Это чувство ничтожности проростало во мне, как колючий сорняк, доставляющий дискомфорт за грудиной и заставляющий постоянно ёрзать на месте, желая поскорее закончить разговор, встать и уйти, и никогда сюда не возвращаться.

Алек предложил на сегодня остаться в поместье. Он не озвучивал фактов, что мне нужен перерыв перед вторым тяжёлым разговоров. Хотя бы подумать о нём, но одна мысль наткнуться ещё раз на Софию? Ну уж нет. Мне хватило тех тридцати минут, что мы разговаривали, чтобы на сто процентов убедится, моя разумность долго не продержится.

Ехать к родителям тоже не было отличной идеей, но оттягивать неизбежное не имело смысла. На крайний случай, всегда была привилегия скрыться в своей комнате, границы которой родители никогда не нарушали, если дверь в неё была демонстрационно закрыта. Но меня даже не это терзало, а факт, что придётся на какое-то время расстаться с Алеком.

— По крайней мере, есть один всё-таки плюс в твоей сверхъестественности, — практически бормочу, глядя на свой дом.

Алек не сразу меня понимает. Пальцы левой руки в незатейливом темпе отбивали по рулю умеренный ритм, когда сам он смотрел куда-то вдаль дороги поселка. Замирает он резко, словно ему потребовалось время меня расслышать, и смотрит на меня. Алек непринуждённо приподнимает бровь.

— Один? — переспрашивает он, игнорируя всё остальное.

Мне хочется закатить глаза, но удерживаюсь и просто вздыхаю. Вопрос его тоже оставляю без ответа, сейчас не то настроение, чтобы испытывать его самомнение.

— Ты будешь рядом? — спрашиваю я почти с надеждой, словно это обстоятельство больше не является стопроцентным.

Алек даже хмурится от такого вопроса, но буквально на считанные мгновения, пока не смягчается, поняв, что интересуюсь этим всерьёз. А ещё я жутко нервничаю, ладони взмокли от волнения, а пульс участился до звона в ушах.

— Я перегнул палку? — Алек вроде бы и спрашивает, но в то же время констатирует факт.

В его интонации голоса даже можно заметить, что ему данный факт неприятен. Он понимает, что своим поведением заставил меня поверить в его безразличие. Я не киваю в ответ, всё слишком сложно и запутано, чтобы винить его одного.

— Просто хотела убедиться, — пытаюсь юлить я, но пристальный взгляд Алека видит больше, чем говорю.

Задумчивый, он отворачивается обратно и глядит перед собой.

— Конечно, я буду рядом. Скорее всего, в твоей комнате, как проверю периметр.

Я быстро подхватываю его слова, желая скрасить напряжение.

— Вот поэтому это и плюс, — стараюсь звучать оптимистично, — будь ты смертным, давно бы уже переломал себе все кости, пробираясь в мою комнату через балкон.

Серьезное выражение на его лице дрогнет, когда уголка губ касается незатейливая улыбка, Алек перекатывает голову и смотрит в мои глаза безукоризненным взглядом, от которого внутри меня начинает что-то таять.

— Я думал, что ты не фанат моих внезапных появлений, — мягкая хрипотца его голоса, словно воздушная вуаль, укрывающая моё сердце, щекоча его..

Боже, никогда бы не подумала, что можно скучать по определенной интонации голоса. Я наркоман его любви. Зависимая и неизлечимо больная.

Чувствую, как губы расплываются в улыбке, уже предвкушая сладкое примирение, как внезапно слышу всхлип. Так отчётливо, что сразу и не понимаю, что он звучит за пределами машины. Моё сердце запирается, и за рёбрами раскалывается боль.

— Лена…

Это всё, что мне требуется, чтобы сойти с ума, забыть, что вокруг происходит и потеряться. На автомата открываю дверцу машины, а уже через мгновение буквально умираю, попадая в тёплые и такие крепкие объятия мамы.

Меня больше нет, я просто плачу.

Это новый вид тишины, точно царапающей мою кожу, скребущей душу и давящей на мысли.

Мы сидим молча: мама, папа, я. Странно, но за всю жизнь не припомню, чтобы мы когда-то не знали, о чём заговорить. Когда прошли эмоции, когда все отошли от этой пьянительной эйфории встречи, настала настоящая реальность. И самое ужасное из всего этого — озарение. Я так долго злилась на одну маму, что забыла про главное — не она одна меня обманывала. Хотя её вид более убитый и виноватый. Отец же выглядит так, словно понимает, что это только между ней и мной.

В конце концов, это не он родственник Виктора — чудовища, который планировал проводить на мне опыты и заполучить за мой счёт мифическое бессмертие. Хотя, что я могу знать?

— Ты тоже…

— Не передать словами…