– Понятно, что мы должны держать под постоянным контролем главных действующих лиц, особенно военных, которые сохраняли нейтралитет во время попытки переворота, а также оппозиционных политиков. Не следует забывать также о журналистах и крупных предпринимателях, решивших остаться в стране. Очевидно и другое: нам надо внедряться в университеты. При этом нельзя упускать из виду, что венесуэльская оппозиция все-таки потерпела поражение, а Соединенные Штаты несколько отошли в сторону после провала поддержанного ими путча. Они уже не могут, как в былые времена, открыто вмешиваться в дела Латинской Америки и посягать на выбранное демократическим путем правительство – особенно такое популярное и прогрессивное, как правительство Чавеса.

Глаза Фиделя, впившиеся в Маурисио, вроде бы ничего не выражают и одновременно пронзают человека насквозь. Но тот продолжает, не давая себя запугать:

– У нас есть возможность расширить нашу разведывательную сеть и исподволь добиться полной власти над Чавесом – над его революцией, нефтью и всеми природными богатствами Венесуэлы.

– Все это нам и так известно, – жестко бросает Фидель.

– Куба может предложить Уго то, чего у него нет, – высококлассных специалистов в области контрразведки, и помочь укротить кое-кого из оппозиционных лидеров, а также поделиться опытом контроля над обществом. – На губах уверенного в себе Маурисио мелькнула тонкая усмешка. – Первое, что мы должны сделать, это установить киберконтроль над организациями, где выдаются гражданам страны удостоверения личности и делают записи актов гражданского состояния, а также над государственными нотариусами и, разумеется, над Национальным избирательным комитетом. Но сделать все это, конечно, незаметно.

Маурисио вполне владеет искусством словесной шахматной игры, хотя в данный момент это похоже скорее на монолог пешки, которая продвигается вперед, переходя с клетки на клетку. Однако ни Фидель, ни Гальвес своих фигур не двигают.

– Главное, – говорит в заключение Маурисио, – чтобы в Венесуэле никто не мог родиться или умереть, жениться или развестись, продать или купить дом, машину либо предприятие, без того чтобы удостоверяющий это документ не был получен нами и сохранен. У Венесуэлы будет нефть, зато у нас будет информация, а информация – это нефть двадцать первого века.

Фидель начинает его понимать. И, судя по всему, услышанное ему нравится. В его взгляде мелькает одобрение. Маурисио замечает это и, словно почувствовав раскрывшиеся за спиной крылья, продолжает:

– Ни один венесуэлец не сумеет проголосовать на выборах, без того чтобы его голос не был зафиксирован нами. Мы должны заставить венесуэльцев крепко усвоить: правительство постоянно наблюдает за ними, даже если это и не соответствует истине, даже если они никогда не получат тому никаких доказательств.

Гальвес хотел было что-то сказать, но, услышав столь смелое предложение, буквально онемел.

– …Вот так подчиняют себе ту или иную страну в двадцать первом веке, – настаивает Маурисио. – Не нужно очертя голову вводить туда войска, как это сделали американцы в Ираке. Сами знаете, чем это для них закончилось! Для Кубы очень важны нефтяные ресурсы Венесуэлы, это вопрос жизни и смерти, не больше и не меньше. Простите, команданте, но при всем моем уважении к вам хотел бы заметить, что для всего мира нынешний век – век гражданского общества, а не век военных. И ради блага Кубы мы должны научиться выглядеть гражданским обществом!

Шахматный король с бородой мудрого старца, непроницаемым выражением лица, наделенный вековым опытом и выдающимся умом, с высоты своего трона охватывает взором всю шахматную доску целиком. Еще не успев как следует осмыслить ценность предложенной стратегии, он выслушивает и последние слова пешки, которая не может удержаться от того, чтобы не задать самый важный для нее вопрос, хотя и нарушает вызывающим и дерзким образом установленные правила:

– Что ты мне на это скажешь, Фидель?

Положение Кристины все еще остается неопределенным, но что-то должно вот-вот проясниться. Пока она по-прежнему сидит в Вашингтоне. И ждет, какое решение будет принято – отправить ее опять в Венесуэлу или подчистую уволить из Управления. Дни тянутся для нее невыносимо долго. Оливер Уотсон держит свою подчиненную в подвешенном состоянии, хотя и не по собственной воле. Он тоже не знает, что творится в головах у его начальства.

В офисе Кристине делать особенно нечего, и, доведенная до отчаяния, она настойчиво просит Уотсона приоткрыть тайну ее дальнейшей судьбы. Но он ведет себя предельно осторожно, не хочет обнадеживать ее понапрасну, но и надежды не лишает. Уотсон объясняет затянувшееся ожидание тем, что сейчас весь Вашингтон брошен на борьбу с терроризмом, а остальное пока мало кого волнует.

– Сегодня главное – это Аль-Каида, Бен Ладен, Ирак, Афганистан… – объясняет он. – И нам с тобой придется считаться со сложившейся ситуацией. Это реальная угроза для Соединенных Штатов. А Латинская Америка вроде как отошла на задний план.

– Да, но это дает Чавесу свободу действий! – парирует Кристина. – Если никто не приглядывает за ним и никто его не контролирует, он будет делать все, что захочет. А если он воплотит в жизнь разработанную им политическую и экономическую модель, это тоже обернется угрозой для нас, разве не так?

– Ни Венесуэла, ни Латинская Америка в целом серьезной роли в сегодняшнем мире не играют, – гнет свое Уотсон. – О какой угрозе ты говоришь? У них нет ядерного оружия, нет террористов-смертников, как на Ближнем Востоке, и они не обладают такой мощной экономикой, как Китай. К тому же и бедные там не такие бедные, как в Африке или в Азии.

Кристина печально вздыхает. Ей понятны доводы Уотсона, но, на ее взгляд, и Соединенным Штатам, и мировой экономике в целом может нешуточно повредить то, как стали развиваться события в Венесуэле после попытки переворота, а также неопределенность отношений между Уго и государственной нефтяной компанией. Как раз война против Ирака и Афганистана и превращает Венесуэлу в самого надежного поставщика нефти для Соединенных Штатов. Правительству не стоит забывать об этом.

В тот же самый день директор ЦРУ принял у себя в кабинете сенатора Брендана Хэтча, но ни Кристина, ни Уотсон ничего об этом не знали. Очень осторожно и с подобающими случаю реверансами Хэтч поставил директора в известность о том, что в подчиненном ему сенатском комитете внезапно возникли возражения против увеличения финансирования операций в Ираке. Директор вышел из себя и стал доказывать, что на карту поставлена национальная безопасность, что средств, выделенных Управлению на Ирак, а на самом деле еще и на Афганистан с Пакистаном, и без того критически мало. – Это две самые опасные страны в мире, сенатор. Вы это знаете, и ваши коллеги, входящие в комитет по разведке, тоже должны это знать.

Сенатор по-умному и весьма тонко перевел разговор совсем в другое русло – как бы случайно всплыла тема провалившегося переворота в Венесуэле.

– Есть мнение, что лучше ничего не менять в наших подходах к работе на этом направлении и оставить там прежних агентов, – осторожно сказал сенатор, стараясь не дать повода для обвинений, будто он вмешивается в принятие решений, которые являются компетенцией ЦРУ.