И что теперь?

— Благодарю за приглашение, леди Лаветт, — снизошла я до ответа и кивнула. Из жалости.

Уж не знаю, что там случилось, но выглядела Оливия так, будто провела последние недели в жестокой лихорадке. Впалые щёки и глаза, восковидная бледность, которые не могли скрыть даже румяна, неровность движений, она вздрагивала при каждом звуке голоса, возвысившегося над толпой, — всё это произвело на меня впечатление Болезни, прошедшей рядом и нечаянно дыхнувшей в мою сторону.

Я моргнула и не увидела в Оливии ничего, кроме, пожалуй, лёгкой усталости. Утомлённость даже шла ей, делая какой-то живой, не в пример прежнему образу гордячки и язвительной злючки.

— И мы с милордом Риконом горячо вас благодарим, ваше высочество!

Нет, я ошиблась. Оливия не могла не посмотреть так, будто отобрала у меня лучший приз. Не вскинула подбородок, этого бы не позволил этикет, но как-то горделиво повернулась вполоборота и улыбнулась кончиками губ, опустив при этом глаза.

Они отошли, и чувство постороннего взгляда пропало, в зале стало холодно и неуютно, мне сразу захотелось уйти отсюда и больше не переступать порог этого дома. Ничего не знать о доме Лаветт и о том, кто желает с ним породниться.

— Ваше величество, — жена бургомистра, дама полная телом и достоинством, придвинулась ко мне, будто желала завязать разговор, не нарушая при этом границ приличий: — Мне велено передать вам, что вас ждут в саду около южной калитки. Возле статуи безносой девы с кувшином. И будут ждать, сколько понадобится.

4

Минуты ожидания тянулись бесконечно долго. Я давно исходил все тропинки и дорожки, вымощенные круглым булыжником, вдоль и поперёк, сорвал с дерева молодую ветвь и измял между пальцами молодую листву.

Этот новый мир даже пах иначе. Прежде в саду росли только те деревья и цветы, которыми любовались ещё наши деды и прадеды, всё было узнаваемо, неизменно сотни лет, а сейчас вот это дерево прибыло с юга, поэтому оно так горбится, будто карлик, от резких порывов ветра.

А вот то диковенное растение, напоминающее морских ежей, родом с той стороны моря. Им всем здесь не место, рано как и мне.

Весна почти заканчивалась, скоро наступит знойное лето. Драконы любят тепло. Но правда и то, что терпения мы лишены, а я был вынужден ждать.

Если Ниара не придёт, отправлюсь к ней сам, выманю в сад при помощи Оливии, пусть отрабатывает мою милость. Уговор был таким: я беру её замуж, она помогает мне завоевать Ниару.

Пусть они ненавидят друг друга, недолюбливают, мне плевать.

— Кто вам сказал, что вы можете передавать мне просьбы?! И что я не только захочу, но и смогу прийти сюда незамеченной? — Ниара появилась вся раскрасневшаяся, задыхающаяся, будто за ней гнались, но, увидев меня, сразу приосанилась и посмотрела свысока.

— Но ведь захотели и смогли. То, что невозможно для принцессы, допустимо для ведьмы.

Я не спешил сокращать между нами расстояние, чтобы не спугнуть. Ниара выглядела птичкой, решившей напасть на коршуна первой, потому что избежать столкновения не удастся.

— Вы сегодня особенно красивы, Ниара, — улыбнулся я, осматривая принцессу с головы до ног, будто видел её впервые. Будто она была изысканным блюдом, которое подали для меня одного.

— Перестаньте, милорд! Что вы от меня хотели? Я пришла только из жалости.

— Из жалости?

— Ну, ещё из любопытства.

На этот раз побледнела, но не спешила уходить. В этой части сада нас не найдут, если не будут искать намеренно. Скоро закат, мне надо спешить.

— Сделать вам предложение, ваше высочество, — ответил я, не сводя с неё глаз. — Очень важное для меня.

Она вся закрытая книга, с ног до головы закутанная в платье модного кроя и вдовьего цвета, не оставляющего для взглядов поклонников ни единого шанса. Ни декольте, ни выреза, всё целомудренно и тем сильнее хочется выцарапать Ниару из этого чехла!

— Тогда сразу нет! Я не выйду за вас замуж, удовлетворитесь Оливией!

Повернулась, чтобы уйти, но чуть помедлила.

— Вы даже не выслушаете, что я хочу предложить? Сразу решили, что это предложение руки и сердца?

Она вздрогнула как от удара, мой тон и слова её унизили, поэтому и помедлила, не ушла прочь немедленно.

И я воспользоваться моментом, оказался рядом, обнял со спины, окутал в тумане, полезшем из земли и каменной ограды, чтобы скрыть нас от любопытных, если они решатся на то. Тогда они не вспомнят даже о том, что приходили в сад.

— Я не желаю…

Шёпот её ещё больше меня распалил. Я решил оставить ненужные объяснения на потом, все они кажутся пошлыми, лишними. Тому, кому они предназначены, нет нужды ничего объяснять.

Ниара затрепыхалась в моих руках.

— Пустите, я закричу!

— Бесполезно. Я уже говорил вам, что воля короля значит меньше воли Бога. Вы сами ему отдались, Ниара, когда вступили в сокровищницу, поклялись служить, так служите.

Я говорил это в маленькое розовое ушко, поцеловав его в конце, и она вздрогнула, снова попробовала отстраниться, но мои губы спустились ниже, скользнули по тонкой синей жилке на шее, и под кожей ледяной принцессы вспыхнул огненный цветок. Мой яд проник ей под кожу, или он всегда был там, ждал, пока я приду и выпущу его бродить по её крови.

— Так не бывает, — вздохнула Ниара. Её глаза увлажнились, но более попыток вырваться она не делала.

Поняла, что бесполезно, однако не сдалась, я чувствовал, что напряжена, как струна, пружина, готовая распрямиться и унестись прочь. Собирала магию, не привыкшую подчиняться хозяйке, чтобы дать отпор, но, должно быть, сама не очень того хотела, поэтому всё оказалось зря.

— Я хочу показать вам небо, Ниара! И отказа не приму.

Она снова кивнула.

Думаю, даже не поняла, о чём я говорю. Смотрела в одну точку, закусив нижнюю губу, словно ей было больно.

Мои объятия крепки, но я был осторожен вдвойне, Ниара казалась мне хрупкой, как статуэтка изо льда. Если бы не древний обряд, обязывающий Дракона проверить свою возлюбленную небом, я бы не отпустил её.

Разложил прямо здесь на непримятой молодой траве и заставил отдаться.

К подземным демонам все условности и приличия! Пусть презирает, ненависти в её сердце не будет. Когда она возляжет с Драконом, то познает такую страсть, какую ей никогда не даст земной мужчина. Дракон выжжет клеймо в её девственном сердце, тот, кто был у неё первым, станет желанным навсегда.

Наверное, мне следовало заставить Геранту отдаться мне до замужества, тогда бы она не погубила меня. Я же играл в благородство, и