В октябре месяце 1946 г., в связи с некоторым сокращением хлебных карточек, Лука нашему агенту “Вологодскому” заявил: “Какая тяжелая обстановка жизни создалась в настоящее время, сколько неприятностей приходится переживать людям, и все вследствие того, что они обязаны ради их политики кормить некоторые западноевропейские страны: Румынию, Чехословакию, Болгарию в ущерб состоянию своего народа”.

После вторичного частичного сокращения в выдаче хлебных карточек по епархии, когда об этом узнал Лука, он злобно заявил нашей агентуре: “Ведь это граничит с крахом, неминуемым голодом, а отсюда целый ряд неприятных эксцессов. Кончиться это благополучно не может. Наступает крах Советской власти, а вслед за этим необузданная анархия, которая приведет миллионы людей к гибели. Сейчас реакция будет значительно серьезнее, чем была при царизме. Это будет небывалый в истории погром, самая страшная анархия”.

Другому нашему агенту “Евстафьеву” по этому же поводу Лука высказывал: “Это кара Божия. Это их [советскую власть] карает Господь за разрушение церквей”.

…17 октября 1946 г. Лука на имя Патриарха Алексия отправил письмо, в котором он явно клевещет на действительное положение в Крыму:

“Один за другим сельские священники присылают прошения о переводе их в лучшие приходы, так как им нечем жить. В Крыму голод, население обнищало, и доходы церковные упали очень резко, вероятно, так не только в Крыму. Тяжело, очень тяжело”.

22 декабря 1946 года архиепископ Лука в документе, адресованном Патриарху Алексию, сообщил: “Владыко святой, какое горе! В Крыму положение немного лучше, чем было в Ленинграде при Вас. Цены баснословные и растут с каждым днем.

У меня живет погибавшая на Украине племянница с тремя детьми, и я уже едва в состоянии впроголодь кормить их. Церковные доходы упали до минимума. Со страхом думаю, что будет дальше. Горе, горе”.

…Характерно отметить, что после приезда Луки в Крым к нему из разных областей стали приезжать священники, которые в прошлом были судимы и находились в ссылках, или же лица, которые в других епархиях активно разрабатывались нашими органами. Этих лиц Лука назначает на приходы иногда без всякого согласия с уполномоченным по делам Русской Православной Церкви при облисполкоме.

Начальник Управления МГБ СССР по Крымской области

генерал-майор Марсельский»[176].

В своем кабинете владыка Лука повесил административную карту полуострова, где крестиками отмечены были 58 населенных пунктов с действующими храмами. Она стала безмолвным свидетелем архиерейской жизни Луки Крымского, судеб русского православия в Крыму и одновременно наглядным планом действий правящего архиерея на годы вперед.

С первых же месяцев владыка начал объезжать свои приходы, дабы в реальности, а не по отчетам и бумагам оценить ситуацию, почувствовать пульс православной жизни. Впечатления были неутешительными: повсюду ощущался недостаток всего – облачений, богослужебных книг, ладана, свечей, лампадного масла, церковнослужителей. Доходы были столь мизерными, что едва-едва обеспечивали потребности прихода и духовенства. Видя эту всеохватную нужду, правящий епископ не уставал наставлять священников и церковных старост: никаких дополнительных сборов на епархиальные потребности, кроме уже определенных, не производить; встречать его и его свиту крайне скромно; никаких подношений и подарков… С каждым посещением храмов, убеждался Лука и в том, что «качество» послевоенного духовенства было откровенно низким. Его традиционные пороки были налицо: пьянство, курение, сквернословие, небрежность в служении, отсутствие проповеднического слова. Но острее всего воспринималось почти полное отсутствие паствы…

Что ж, приходилось сосредотачивать силы, настраиваться на бои по всем фронтам архиерейского служения! Не случайно в письме своему московскому знакомому доктору В. А. Полякову Лука сообщал: «Я должен вас огорчить: хирург Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий умер, а вместо него живет архиепископ Лука. Хирургию я совсем оставил потому, что ее совершенно невозможно совмещать с моей огромной церковной работой».

Бои вокруг церковных зданий

Главным для архиепископа Луки стало сохранить действующие церковные здания, не допустить их изъятия или разрушения. А еще лучше: зажечь лампады там, где они угасли в силу тех или иных обстоятельств. Вокруг тех немногих действующих храмов, что имели верующие люди, развернулась фактическая война. Местные партийные и советские органы, подконтрольные им службы и ведомства правдами и неправдами возжелали отнять святыни у верующих. В качестве предлогов выдвигались «аварийность» здания, необходимость изъятия его для государственных целей, отсутствие или арест священника, распад церковного совета, задолженности по выплате налогов, длительное непроведение служб в храме, наличие «лишних» храмов… Подчас это оборачивалось затяжными конфликтами у церковных стен.

Столкновения шли не только в крымских городах и селах, но и в кабинете уполномоченного. К примеру, 15 октября 1948 года горячо обсуждалась судьба двух приходов Старо-Крымского района: в поселке Мичурино и в селе Грушевка. Диалог потерял всякий вид приличия, когда уполномоченный начал безапелляционно выставлять требование архиепископу Луке:

– Прошу Вас, Валентин Феликсович, дать указание о слиянии приходов, освобождении церковного здания в поселке Мичурино, находящегося на закрытой территории, и переносе церковного имущества последней в Грушевку.

– С каких же пор там стала запретная зона? Почему же ее до сих пор не было? Вы что, закрываете церкви? – буквально взорвался обычно сдержанный архиерей.

– Есть решение Совета по делам Русской православной церкви, и мы должны его исполнить.

– Дайте ознакомиться с решением.

– Это ни к чему. Достаточно моих слов как официального представителя Совета.

– Нет, этого недостаточно. Мне надо информировать патриарха, народ верующий. Все должны понять, что закрывает церкви не архиепископ, а Совет и его уполномоченный.

– Мы не закрываем церкви. Никто не может сказать, что в Крыму не действуют церкви! – стал возражать уполномоченный. – Да, деятельность некоторых приостановлена из-за отсутствия священника, должного ремонта, отсутствия полноты «двадцатки» (то есть членов православной общины, которой властями передавалось церковное здание в пользование. – М.О.). Ну а с поселком Мичурино из запретной зоны особый случай.

– Особый, не особый случай, но я давать указание о закрытии церкви не буду, – твердо заключил Лука. – И вот еще что… Если вы будете со мной разговаривать начальственным тоном, то я вообще с вами разговаривать не буду и являться к вам не буду. Я намного старше вас, в сане архиерея состою двадцать пять лет, являюсь известным ученым, лауреатом Сталинской премии и разговаривать со мной в начальственно-повышенном тоне не потерплю и требую к себе уважения!

События вокруг церкви в поселке Мичурино резко осложнили отношения уполномоченного и правящего архиерея. Отныне они встречались в лучшем случае один-два раза в год. По епархиальным делам к уполномоченному ходил секретарь епархиального управления. Отныне на все «рекомендации» уполномоченного в части деятельности религиозных общин, будь то запреты проводить обряды по домам или крестить детей без присутствия родителей, сопровождать покойника на кладбищах в селах или обязательное прохождении медосмотра лицами, выпекающими просфоры и т. д., Лука откликался разъяснениями