– Прошу вас, давайте вернемся! – зашептала она. – Утром я видела, что господин Якоб достал откуда-то ту самую книгу, над которой он бился столько времени. Честное слово, не к добру это! Она принесет беду и вам, и ему, я это чувствую!

– Достал книгу?! – Я обернулся к ней, будто ужаленный. – И что сделал с ней?

– Кажется, унес в подвал… Но я не знаю точно.

Я подхватил мешок и решительно двинулся к дверям, не обращая внимания на нытье Молли за спиной. Необдуманно брошенные ею слова лишь вселили в меня уверенность. Где-то там, в глубине дома, меня ждала книга – почти моя! – и никто на свете не смог бы остановить меня в эту минуту.

Вездесущий ветер услужливо приоткрыл перед нами дверь и первым просочился в щель. Мы вошли в дом, и я запер засов – не хватало еще, чтобы кто-нибудь наведался к старику в неподходящее время и помешал нам.

В комнатах горели свечи, и тени плясали на полу и стенах. Странно, но огоньки, приносящие тепло и свет везде, где бы их ни зажгли, делали дом Якоба еще более мрачным. В их неярком мерцании бросалось в глаза запустение, царившее в гостиной, и анфилада уходящих вглубь комнат, казалось, таила опасность.

Молли схватила меня за руку ледяной ладонью.

– Неужели все это господин Якоб зажег? – прошептала она. – Что-то не верится…

Стоило ей выговорить это, как и я поймал себя на том, что не могу представить старика, бредущим от свечи к свече, терпеливо зажигающим каждую из них. Молли высказала вслух то, что я смутно ощущал: в этом доме не чувствовалось присутствия человека, словно свечи загорались сами собой, и сами собой же и гасли.

– Прекрати! – сердито приказал я служанке. – Зачем только старый дурак велел тебе притащиться со мной?!

Я припомнил, что сказал мне Якоб. Не зажигая свечей, спуститься в подземелье, где будет ждать книга – на столе слева. Нет, на столе я должен оставить деньги! А про книгу старик ничего не сказал…

Что ж, нужно следовать его приказу.

– Я пойду вниз, – вполголоса предупредил я Молли. – Жди меня здесь.

– Вот уж нет! Я пойду с вами. Ни за что здесь не останусь!

В черных глазах служанки вспыхнуло упрямство, и я решил не спорить. В конце концов, она и так знает, чего я добиваюсь, а потому можно не скрываться от нее.

– Хорошо, но только веди себя тихо. Если испортишь мне все дело… Клянусь, придушу тебя своими руками!

Я поднял мешок и подошел к двери, за которой скрывалась лестница, ведущая в подземелье. Мне показалось – или же изнутри и впрямь донесся приглушенный смех? Что так развеселило помешанного старика, что он хохочет, находясь в полном одиночестве? Сжав зубы, я толкнул дверь и оказался в кромешной тьме, где не горела ни одна свеча.

Только я собирался приказать Молли принести свечу, как вспомнил предупреждение Якоба: «Свечей не зажигай, я позабочусь об этом».

– Позаботился он, как же! – сквозь зубы процедил я. – Даю голову на отсечение, это сделано не случайно.

– Но как же мы спустимся? – обескураженно спросила Молли, заглядывая через мое плечо в подвал.

Оттуда снова, на сей раз вполне отчетливо, раздался смех. Меня охватила уверенность, что старик издевается над нами. Он знает, что я стою здесь, не решаясь сделать шаг, и душа его радуется!

– Смотри же, я не предоставлю тебе больше поводов для веселья, – зло пообещал я и, перехватив мешок покрепче, поставил ногу на ступеньку.

Идти оказалось тяжелее, чем я предполагал. Ступени были скользкими, будто их намазали свиным жиром, и я боялся упасть и переломать себе ноги. Впрочем, останься я безногим, я пополз бы к Якобу на животе – чтоб ему гореть в аду со своими шутками!

Шаг за шагом, держась за стену, мы с Молли преодолели все ступени – мне показалось, их было не меньше сотни, хотя в действительности не набралось бы и двух десятков. Она изо всех сил помогала, и я подумал, что Якоб предложил служанке немало денег, раз она так заботится обо мне.

Но размышлять над этим было не с руки: перед нами высилась вторая дверь, за которой скрывалась лаборатория Якоба. За ней хриплый голос бормотал что-то. Сперва я подумал, что старик напевает песню, но затем прислушался и вдруг понял – он отсчитывает двенадцать ударов. Полночь! Время, когда я должен прийти к нему!

Поспешно толкнул я дверь и вошел, нет, почти вбежал, волоча по полу мешок. Якоб, стоявший посреди комнаты, обернулся ко мне, прищурил свой глаз и нетерпеливо взмахнул рукой:

– Йозеф, это ты? Входи, входи же.

Подземелье не изменилось: для поверхностного взгляда оно по-прежнему выглядело так, словно здесь никогда не ставили опыты, не получали золото из камня… Молли бесшумно протиснулась следом за мной и шмыгнула в дальний угол, где застыла, словно статуя.

Старик не обратил на нее внимания, увлеченный своим делом: он что-то чертил в тетради, лежащей перед ним. Палка, с которой он иногда передвигался по дому, стояла рядом, прислоненная к стене. Вид Якоба был так же дик, как при первой нашей встрече: длинная белая рубаха, больше похожая на ночное платье, нечесаная борода, клочья седых волос, обрамляющих лицо, наполовину закрытое черной повязкой. Полупризрак-полупомешанный, неприкаянный дух этого дома, хранящий свое сокровище в неприкосновенности… Неужели он наконец-то отдаст его мне?

– Я принес деньги, – сказал я, взгромоздив мешок на стол – тот, что стоял слева.

Якоб показал мне жестом, что я мешаю ему, и вернулся к своему занятию. Некоторое время я терпеливо ждал, но старик, похоже, забыл про наше присутствие.

– Господин Якоб! – позвал я осторожно.

Он снова махнул рукой, на этот раз раздраженно, и с уст его сорвалось что-то нелестное в мой адрес.

Меня охватило недоброе предчувствие. Что, если я ошибся, считая все увиденное приготовлением к моей встрече? Что, если каждую ночь Якоб зажигает наверху свечи, а на лестнице в подземелье ему это без надобности, потому что хватает света лампады, чадящей сейчас на столе? Что, если наружная дверь была не заперта лишь потому, что владелец дома забыл задвинуть засов?

Но я заставил себя прогнать эти мысли и сказал негромко, но твердо:

– Господин Якоб, вы помните о нашей сделке? Я жду манускрипт.

Он не ответил. Перо его с шуршанием скользило по бумаге.

– Господин Якоб!

Клякса сорвалась с кончика пера, и старик вскочил, гневно уставившись на меня:

– Как ты смеешь мешать мне?

– Мы заключили сделку! Я отдаю вам семь с половиной тысяч фунтов в обмен на книгу!

– Какую еще книгу?!

– Ту, с помощью которой вы забили золотом свой тайник, что был за платяным шкафом!

Он осекся и некоторое время смотрел на меня, будто вспоминая. По спине у меня сползла струйка холодного пота. Он притворяется?! Играет со мной, подобно кошке, забавляющейся с мышью? Или в самом деле память подвела его, лишив воспоминаний о заключенной нами сделке?