В конечном итоге было решено, что СССР смог бы пойти на этот шаг, но только в том случае, если Норвегия станет первой страной, которая юридически признает СССР. Норвежское правительство не могло на это пойти, поскольку было зависимо в своих решениях от великих держав, в частности от Англии. В итоге усилиями тандема была принята договоренность, что СССР и Норвегия будут осуществлять торговлю на условиях режима наиболее благоприятствуемой нации[1401]. Марсель Боди писал, что в той ситуации это уже и было фактическим признанием де-юре, и Норвегия только ждала сигнала от великих держав, чтобы совершить признание официально [1402].

Наконец, Великобритания признала СССР 2 февраля 1924 г.[1403]В течение 1924 г. СССР установил дипломатические отношения с целым рядом стран, и одной из первых стала Норвегия[1404]. Советские представители были счастливы, что им удалось построить этот мостик между двумя столь разными социальными системами, и на взаимовыгодных условиях для каждой страны[1405]. А. М. Коллонтай вспоминала, что это были «полгода подготовки, пять месяцев напряженной, нервной, напористой работы, еще за ними три месяца лихорадки разрешения вопроса»[1406]. Она верила и не верила одновременно в реальность происходящего. Нота норвежского правительства была вручена полпреду 16 февраля 1924 г. Фактически и юридически единственно законной и суверенной властью признавалось правительство СССР[1407].

Официальное признание имело положительный эффект, позволяя совершать особенно выгодные сделки. Товарооборот между странами рос, и уже в 1924 г. СССР снабжал Норвегию почти всеми крупами, которые та потребляла[1408]. Помимо этого, была восстановлена продажа российской кукурузы и российских изделий из древесины, а также норвежской рыбы, бумаги и целлюлозы[1409]. Это был прекрасный результат деятельности советской дипмиссии в Норвегии. Миссия действовала как сплоченная команда. А. М. Коллонтай отмечала, что ее помощник тонко чувствовал настроение норвежских правящих кругов[1410]. Она всецело доверяла М. Боди и уполномочивала его вести переговоры по всем вопросам, касающимся принципиальных и текущих дел Полпредства и Торгпредства[1411]. В течение трех лет совместной работы М. Боди стал для нее доверенным лицом[1412]. Коллег связывала глубокая дружба[1413], и дружеские взаимоотношения благотворно сказывались на их работе в Норвегии.

При этом в Москве не придавали особого значения слаженной работе советских представителей и, сочтя взаимоотношения А. М. Коллонтай и М. Боди слишком близкими, в конце 1925 г. отозвали Боди. Он вспоминал, что А. М. Коллонтай несколько раз уговаривала его поехать в Москву, чтобы отменить этот отзыв. Следует отметить, что некоторые биографы А. М. Коллонтай полагают, что между ними были любовные отношения[1414]. Однако за период работы в Норвегии М. Боди успел себя связать узами брака с Евгенией Павловной Орановской, и в 1922 г. у пары родилась дочь Пьерета[1415]. О своей супруге и о теплых между ними взаимоотношения М. Боди писал П. Паскалю и В. Сержу («Женя не только жена, но а друг»)[1416]. Тем не менее письма и воспоминания М. Боди и А. Коллонтай друг о друге действительно отражают сложившиеся между ними глубокое уважение и крепкую дружбу. М. Боди вспоминал, что А. М. Коллонтай даже решила уйти с дипломатической службы, если уйдет он[1417]. Но новым назначением для А. М. Коллонтай, как известно, стала Мексика. Тандем был разбит. Хотя их общение не прекратилось – они регулярно обменивались письмами. Им удалось даже встретиться вновь в Норвегии в 1929 г. и позже летом 1936 г. в Швеции[1418]. Окончательно их разлучила последовавшая вскоре Вторая мировая война.

Получив отзыв в Москву в 1925 г., М. Боди не стал сразу возвращаться в СССР, а поехал сначала в родной Лимож, видимо, рассчитывая на благосклонность нового левого правительства Франции. Следует напомнить, что М. Боди, как и ряд его сослуживцев по ФРАМИС, оставшихся в России, на родине считался дезертиром[1419]. Поездка через Лимож была не случайной. М. Боди, конечно же, был наслышан о реабилитации его коллеги по ФРАМИС и французским группам Ж. Садуля и тоже рассчитывал на реабилитацию.

Поездка в родной Лимож была краткосрочной. На тот момент М. Боди все еще находился на службе у советского правительства. Он вернулся в Москву в апреле 1926 г. и был назначен ИККИ официальным переводчиком трудов В. И. Ленина. Как известно, после смерти советского вождя в партийном аппарате были произведены серьезные перестановки, которые М. Боди определенно не устраивали. Он решил окончательно вернуться во Францию, но, вместо возвращения на родину, ему было предложено отправиться в качестве советского дипломата в Японию или Китай[1420]. М. Боди отказался от этого предложения и долгих 7 месяцев добивался возможности покинуть Советский Союз. Лишь в феврале 1927 г. он, его супруга и дочь наконец-то получили разрешение на отъезд во Францию[1421]. Бесконечные бюрократические мероприятия стали для него «бонусом» к принятому советскому гражданству.

Вернувшись в родной город, М. Боди вступил в местную секцию Компартии Франции, хотя явно и не был во многом согласен с политикой партии. В том же году его делегировали от Лиможа для участия в Национальной конференции ФКП, проходившей 26–28 июня 1927 г. На этой конференции он отказался выступить против политики Л. Д. Троцкого и Г. Е. Зиновьева, хотя и подтвердил свое согласие осудить оппозиционеров.

Во Франции М. Боди основал свою газету «La Voix d’un militant» и создал вокруг нее небольшой кружок «l’Union des travailleurs révolutionaires». Правда, это объединение было слишком небольшим, чтобы претендовать на оппозиционность по отношению к ФКП. В 1928 г. М. Боди отказался участвовать в очередной Национальной конференции, а в преддверии второго тура выборов в парламент 29 апреля 1928 г. призывал голосовать за сбежавшего кандидата-социалиста, размещая на улицах Лиможа афиши «Я голосую за Дюбана»[1422]. Эта же афиша появилась и на страницах «Populaire». Однопартийцы заявили, что М. Боди отвергает позицию партии, противостоящую буржуазии и социал-демократам[1423], и исключили его из рядов ФКП за нарушение партийной дисциплины[1424].

Порвав с компартией, М. Боди переехал в Париж и стал заниматься переводами трудов Л. Д. Троцкого. Он сотрудничал с Институтом социальной истории в Амстердаме, по поручению которого перевел на французский язык все произведения М. А. Бакунина. Он стал также первым переводчиком на французский язык многих сочинений В. И. Ленина, Н. И. Бухарина и публиковал свои работы в таких изданиях, как «La Révolution prolétarienne», «Masses» и «L’Émancipation».

В период нависшей над Францией военной угрозы Марсель Боди участвовал в антифашистских конференциях. В 1940 г. он переехал в Лион, где устроился корректором в издании «Paris-Soir»