19 июня 1938 г. всеми забытый А. Гильбо умер от кровоизлияния в мозг [1495] в больнице Кошен (Париж)[1496].

Многие исследователи, касавшиеся в своих научных работах биографии А. Гильбо, сходятся во мнении, что проследить эволюцию взглядов этого француза крайне трудно. Л. В. Слуцкая дала ему характеристику «левого интеллектуала», который стремился быть «иным» в реально существовавшей общественно-политической системе[1497]. Действительно, за свою жизнь А. Гильбо успел побывать и пацифистом, и социалистом, и коммунистом, найдя «приют» в интернационализме. Его идеологический путь начался от устремлений крайне левого толка, а закончился на позициях крайне правых. Можно сказать, что путь А. Гильбо оказался близок к пути, который прошел Р. Маршан, но вместе с тем и заметно от него отличался. Ибо Р. Маршан, хотя и находился в течение своей жизни в поиске, не отказывался при этом от принадлежности к своей нации и все свои искания связывал со стремлением сделать мир лучше ради своего народа. А. Гильбо же, скорее, стремился к тому, чтобы свою собственную жизнь сделать лучше здесь и сейчас, не думая при этом о последствиях, к которым это могло привести в будущем.

Глава 19

Феномен Пьера Паскаля

Исключенный из рядов Французской коммунистической группы Москвы, П. Паскаль продолжал работать в НКИД и в отделе печати Коминтерна[1498], где занимался редакторской и переводческой работой[1499]. В 1921 г. он вступил в РКП(б). Однако такие события, как Кронштадтское восстание 1921 г. и введение НЭПа, ознаменовали для П. Паскаля крушение мечтаний и изменили его отношение к большевистской власти. Это разочарование происходит поэтапно. Сначала Кронштадтское восстание и карательная акция против восставших моряков серьезно встревожили его; он чувствовал фальшь официальных сообщений и восхищался мужеством матросов, основавших свою коммуну. Что касается введения НЭПа, то П. Паскаль воспринял его как поражение революции, которая сулила новое мироустройство, которая интересовала его, Паскаля, и о которой, как он полагал, мечтал русский народ[1500]. С этого времени он начал постепенно дистанцироваться от политики РКП(б). Внешний вид «нэпманов» его оскорбляет. Эти новые богачи в его глазах олицетворяли неудачу революции[1501]. И подавление Кронштадтского мятежа, и переход к НЭПу стали для Паскаля своего рода актами предательства революции, событиями, очернившими ее чистоту и несущими в себе установление господства власти партии, а не власти народа[1502].

Третий конгресс Коминтерна, проходивший в 1921 г., также был воспринят П. Паскалем как провал революции, как движение революции вспять[1503]. Он разочаровывался в русской революции, в которую так искренне верил. П. Паскаль полагал, что сама революция, как и русские крестьяне, ради которых она совершалась, преданы[1504]. Это разочарование и некоторая апатия ощущаются при прочтении его дневника тех лет – если ранее он вел подробное описание событий, охотно рассуждал и философствовал, то в дневнике 1922–1926 гг. записи становятся редкими. П. Паскаль замкнулся в себе. Он перестал посещать партсобрания[1505], а вечерами его комната становилась местом встречи его надежных друзей-диссидентов, большинство из которых были иммигрантами, приехавшими в СССР искать убежища, но оказавшимися в изоляции, без всякой возможности вернуться[1506]. Тем не менее еще в течение 1923 г. Паскаль по-прежнему исполнял функции пропагандиста, и его статьи регулярно появлялись в таких французских журналах, как «Clarté» и «Correspondance Internationale»[1507].

По воспоминаниям А. Гильбо, П. Паскаль грезил себя будущим французским дипломатом в России[1508]. Эти слова не были восприняты А. Гильбо всерьез, однако к дипломатической работе П. Паскаль все же оказался причастен. Ему довелось присутствовать на нескольких международных конференциях в составе советской делегации. Весной 1922 г. он вместе с Г. В. Чичериным был на Генуэзской конференции, затем в Рапалло выступил в качестве переводчика. Появление этого заочно осужденного французского дезертира не осталось без внимания, и французский военный министр Луи Барту даже нелицеприятно высказался по этому поводу. В июне того же года П. Паскаль сопровождал M. М. Литвинова на конференции в Гааге, а затем в Лозанне[1509]. Очевидно, П. Паскаль пользовался полнейшим доверием советских властей и был им крайне полезен. Личное знакомство и встречи с лидерами большевиков, а также активная работа в Коминтерне и НКИД РСФСР создали Паскалю прекрасную репутацию, даже несмотря на то что он был глубоко верующим человеком[1510].

В 1925–1926 гг. П. Паскаль работал переводчиком при ВОКСе[1511]. Но в этот же период постепенно происходит деполитизация П. Паскаля – он становится лишь сторонним наблюдателем происходящего в стране Советов[1512]. Смерть В. И. Ленина и последовавшая за этим партийная борьба определили его окончательное разочарование в советской политической жизни. В этой борьбе П. Паскаль не поддержал ни Л. Д. Троцкого, ни Г. Е. Зиновьева, которые, по его мнению, «лишь стремились к власти»[1513]. Этот период он сравнивал с периодом Директории во Франции, когда политическую жизнь захлестнули лицемерие, жажда власти и амбиции, а равенство людей сводилось к концепции уравнительной справедливости[1514].

В 1925 г. П. Паскаль уволился из аппарата Коминтерна и заступил на должность научного сотрудника Института К. Маркса и Ф. Энгельса, где разбирал архив Гракха Бабёфа[1515]. В то время главой института был Д. Б. Рязанов[1516] – человек, поощрявший науки и стремящийся окружить себя знающими людьми[1517]. П. Паскаль был назначен ответственным за подготовку французского издания избранных произведений В. И. Ленина[1518]. Занимая этот пост в институте, он стал настоящим историком. Особый его интерес вызвал фонд протопопа Аввакума, обнаруженный им в подвалах Института[1519]. «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» поразило П. Паскаля до глубины души. В нем Паскаль нашел исконно русский язык, на котором изъяснялся весь русский народ до эпохи Петра Великого и на котором говорили русские крестьяне. П. Паскаль начал свое исследование, которое впоследствии принесло ему докторскую степень по русскому языку и литературе в Университете Сорбонны и славу лучшего исследователя биографии и творчества протопопа Аввакума.

Несмотря на разочарование в революции в России и крушение надежд на новую жизнь, П. Паскаль оставался в СССР до 1933 г. Он отрекся от коммунизма, но не стал врагом. Он оставался нейтральным[1520]. Для многих в Советском Союзе П. Паскаль воспринимался как добросовестный работник, который мог исполнять квалифицированную работу и за пределами Института К. Маркса и Ф. Энгельса[1521].

Паскаль вернулся во Францию в 1933 г. в результате сложных переговоров на уровне НКИД СССР и Министерства