…На заднем сиденье милицейской машины сидит заплаканный одиннадцатилетний мальчик. Его зовут Родион Меглин. На дворе 1980 год. Сержант останавливает машину возле отделения и мягко говорит мальчишке:

– Идем…

Когда Родион выходит, становится видно, что руки у него – в засохшей крови. Сержант доводит мальчика до помещения дежурного и велит подождать. А сам идет к капитану Григорьеву.

– Я так понял, он отца и мать на его глазах зарезал, – рассказывает сержант. – Только… Когда мы приехали, парень над телом матери сидел. С ножом в руках. Вот с этим.

И он передает начальнику окровавленный перочинный нож в полиэтиленовом пакете.

– Он убийцу видел? – спрашивает Григорьев.

– Котов это, – отвечает сержант. – Его соседи видели, когда уходил.

Григорьев подходит к Родиону, садится рядом. Наклоняется и тихо, с чувством произносит:

– Ну что тут скажешь, Родион. Горе у тебя страшное. Жаль твоих маму и папу. Но их не вернуть. Расскажи, что случилось?

– Я под кроватью спрятался. С ножом… – запинаясь, начинает рассказывать Родион. – Мне его папа подарил. А этот гад меня заметил… вытащил… Мама еще жива была… Он сказал: прикончи ее…

По лицу Родиона потоком льются слезы. Сквозь рыдания он тихо произносит:

– Или я тебя убью…

Капитан обнимает мальчишку, прижимает к себе.

– Я испугался! – бормочет мальчик. – Испугался! Она сама меня просила!

– Успокойся… – говорит Григорьев. – Она хотела, чтобы ты жил. И теперь ты нам поможешь его поймать. Иногда нужно сдаться, чтобы победить. Я уверен, ты смелый парень, Родион. Ты выжил. И твои родители именно этого хотели от тебя.

Неожиданно слезы на лице Родиона высыхают, глаза темнеют. Поверх плеча капитана он смотрит на стену, на которой висят фотографии разыскиваемых преступников.

– Это он! – глухо произносит он, показывая на человека со злым морщинистым лицом.

Григорьев оборачивается. Понимает, куда смотрит мальчик. Говорит:

– Мы его ищем, и я тебе обещаю – скоро найдем. А потом его казнят.

– Нет! – убежденно говорит Родион. – Я хочу, чтобы он мучился. Чтобы долго умирал. Я хочу сам его убить!

…Воспоминания потекли дальше, и сыщик вспомнил старый особняк на холме с видом на море…

Во дворе останавливается милицейский «уазик», и Григорьев ведет новичка к дому. У дверей их встречает заведующий. Капитан передает ему медкарту и сообщает:

– Врачи определили у него реактивный психоз и поведенческие нарушения после психотравмы. Сказали, что процесс в самом начале, неизвестно, во что выльется.

– Да у нас тут полконтингента таких, – отвечает заведующий детского дома.

Григорьев машет на прощание рукой, садится в машину и уезжает. А Родион входит в вестибюль. Здесь его ждет группа ребят, среди которых выделяется белобрысый парень на голову выше Роди.

– Чё смотришь? – хмыкает Белобрысый. – Это не дом. Это детдом!

Позже, когда Родион выкладывает вещи в прикроватную тумбочку, Белобрысый трется неподалеку. Увидев перочинный нож, он подмигивает своему дружку. Дальнейшее представить легко: пока двое держат Родиона, Белобрысый спокойно берет нож из тумбочки.

– Отдай, это отцовский! – кричит Меглин.

– А ты в курсе, что здесь ножи нельзя? – издевательским тоном спрашивает Белобрысый.

И ждет: бросится новенький или нет. Остальные ухмыляются, предвкушая развлечение. Родион смотрит на противника – тот выглядит значительно сильнее – и отступает. Белобрысый усмехается с видом победителя…

На следующий день дети идут на прогулку. Белобрысый сидит на лавочке, режет ее захваченным ножом. И вдруг слышит крик одного из своих дружков:

– Толян!

Оглядывается – но поздно: Меглин обрушивает на его голову кирпич. Белобрысый валится на землю, схватившись за голову и выронив нож. Родион подбирает его и подносит лезвие к глазу врага.

– Еще раз ко мне полезешь – убью, понял? – шипит он. – Ты меня понял?

– Да понял, понял! – умоляет Белобрысый. – Пусти!

Губы его дрожат. И тут кто-то из окруживших их детей начинает хохотать:

– Гля, Онуфриев обоссался!

Действительно, на штанах Белобрысого расплывется темное пятно. Родион не спеша встает и, по-прежнему держа нож открытым, идет прочь. С этого момента расклад сил в детдоме меняется…

…Меглин и Есеня без стука прошли через приемную в кабинет Стеклова. Хозяина они застали у телевизора: в новостях репортер сообщал, что, согласно полученным данным, сообщник убийцы остался на свободе, поэтому во всех школах установлен усиленный режим охраны.

Выключив телевизор, прокурор повернулся к Меглину.

– Ну, я думаю, я тебе секрет не открою, если сообщу: второй такой расстрел – и тебя прикроют.

– Ну, значит, мне повезло, что его не будет, – ответил Меглин.

– Почему так уверен?

– Он игрок. Ходы каждый раз будет делать новые. Не станет повторяться.

– Со своей стороны мы меры приняли, – сказал прокурор. – В школах усилена охрана, полиция дополнительно патрулирует, всех, кого могли, отправили в усиление. Есть мысли, как его ловить?

Ответить отцу решила Есеня.

– Мы считаем, что школы в безопасности. Он знает об усилении и вряд ли пойдет на такой риск.

– Что вы собираетесь делать?

– Ничего, – ответил Меглин. – Подождать надо.

– Чего? Как долго?

– Ну, до завтра. Пока он опять не проявится.

– Ты имеешь в виду – убьет? Ты в своем уме?

– Бергича спроси, – посоветовал Меглин.

– Родион, хватит! – прокурор едва сдерживался. – Скажи, что ты собираешься делать?

Меглин решил, что пора объясниться.

– Он это планировал не одну неделю. Он сел играть с козырями, а мне ходить не с чего. Пусть сбросит, тогда посмотрим.

Когда они возвращались к машине, Есеня спросила:

– А на самом деле – какой у нас план?

– Я уже сказал, кажется, – ответил Меглин.

– Но мы же не можем сидеть и ждать, пока он…

– Что ты видишь? – прерывая ее, задал Меглин свой коронный вопрос.

– То есть? – она опешила.

– Что. Ты. Видишь?!

Теперь она поняла. Припоминая все обстоятельства школьного расстрела, забормотала: