class="p1">Уже в зрелости он предпринял новую попытку найти себе место в мире: он женился на китаянке. Без любви, просто потому, что хотел собственным детям другой участи. Он не скрывал от Лин, почему выбрал именно ее. Она казалась ему достаточно благоразумной, чтобы не верить в любовь так же, как и он, и руководствоваться лишь здравым смыслом.

Ну а спустя несколько лет брака, которые Энлэю казались вполне счастливыми, Лин заявила ему, что уходит. Потому что всегда любила и надеялась на взаимность, но теперь осознала, что ничего не дождется.

– Тогда я не понял ее, но отпустил, – признал Энлэй. – Не удерживать же ее силой!

– Тогда не понял – а сейчас?

– Сейчас, кажется, я начинаю понимать, почему она не могла жить… вот так.

– Почему сейчас?

– Это неважно.

Тут Оля была не согласна, ей казалось, что очень даже важно. Но она решила, что давить при обсуждении такой темы точно не стоит.

Вскоре после развода Энлэй согласился на работу в клинике Святой Розы. Ему нужно было срочно сменить обстановку, оказаться вдали от привычного мира. Здесь он собирался перезагрузиться, чтобы потом начать жизнь заново.

– Да уж, с учетом всего, что произошло… перезагрузился, – вздохнула Оля.

– Ну, встряска точно была!

– Не жалеешь?

– Себя? Нисколько. Моя мать как-то сказала, что мы не выбираем судьбу – это судьба выбирает, где нам быть и что делать. Я ей раньше никогда не верил, думал, она пытается оправдаться…

– А теперь? – спросила Оля. О том, что дрожь наконец прошла, она не говорила, знала, что Энлэй, к которому она по-прежнему прижималась, и сам почувствует.

– А теперь я начинаю верить, – еле заметно улыбнулся он.

Глава 17

Танг Сун-Ми

Иногда к рискованным поступкам приводит волевое решение, иногда – череда обстоятельств, которых накапливается так много, что ты уже не можешь противостоять им. Джона был склонен верить, что ему достался второй вариант.

Раньше он, может, и не стал бы делать нечто столь безрассудное, а теперь ему просто не оставили выбора. Его карьера уже под ударом. Его исследование почти сорвано. Его пациентке причинен реальный вред, да еще и его руками! После такого он не мог просто отстраниться, заявляя, что это не его беда.

Он не думал о том, что с ним сделают, если поймают. Джона знал, что все равно от своей затеи не откажется, – а если так, зачем запугивать самого себя?

Он отправился в медицинский архив. Обычные карты пациентов можно было просмотреть с любого компьютера, но именно по этой причине в таких картах указывалось не все. Некоторые подробности несчастных случаев, предыдущего лечения или даже названия экспериментальных препаратов оказались скрытыми. Как показал опыт Оскара Абаркеро, не зря: журналисты и промышленные шпионы находили свои пути в клинику Святой Розы.

Поэтому полные карты хранились только на бумаге, в единственном экземпляре, и выносить их из архива строго запрещалось. При необходимости лечащий врач мог направиться туда и изучить их. Джона считал, что такая мера безопасности излишня и не слишком удобна, но прекрасно знал, что Александра Фразье он все равно не переубедит, и свое мнение держал при себе.

Он не собирался пробираться в архив тайно, устраивая отвлекающие маневры или пытаясь влезть через решетку вентиляции. Джона знал, что это, если кто заметит, вызовет куда больше подозрений. Так что он пошел туда открыто, предъявив охране пропуск и записавшись в журнале.

– Хочу изучить карту Эмми Рурк, – пояснил он.

– Я слышал, она в клинику больше не вернется, – заметил охранник.

– Кто-то и такие слухи уже распускает?

– А она вернется?

– Вряд ли, – признал Джона. – Но эксперимент есть эксперимент, он должен быть описан, даже если оказался неудачным. Вот я и пытаюсь понять, что пошло не так.

Этот охранник работал на Фразье, к свите Алексеева он не относился. Но теперь уже Джона не брался угадать, кто на чьей стороне. Он не сомневался, что скоро о его визите кому-нибудь доложат, и нужно было спешить.

Он опасался, что карт Дерека и Виктора в архиве давно уже нет. Убрали оттуда, надеясь, что никто не заметит, а потом придумают какую-нибудь историю о передаче материалов по запросу родственников. Это тоже по-своему докажет, что преступление связано с лечением в клинике, но толку от таких косвенных доказательств вообще нет.

Однако карты, к немалому удивлению Джоны, нашлись почти сразу, они хранились там, где и должны были. Расслабляться он не спешил, каждую карту изучил внимательно. Он прекрасно знал, как должны оформляться такие документы, и обращал внимание на все – от серийных номеров до состояния бумаги. Ведь если бы оба документа пациентов напечатали только что, это было бы видно!

Карты не вызвали у него никаких подозрений, сошлось абсолютно все – вплоть до подписей врачей, в разное время назначавших лечение. Это были те самые истории болезни, которые Джона видел раньше, ничего не пропало и не было добавлено.

И эти истории не таили в себе ничего подозрительного. Проблемы со здоровьем в случае обоих пациентов были только предсказуемыми, связанными в основном с их травмами и последующим лечением. Ни у кого из них не намечалось подозрений на серьезные заболевания. Любые побочки от препаратов должны были отслеживаться – в этом заинтересован и производитель!

Однако побочных эффектов не было. Джона видел оба тела после смерти, а теперь изучал то, что происходило с ними при жизни. Теория о зловещих фармацевтах, заметающих следы, стремительно рассыпалась на части.

Он просматривал данные сколько мог, а потом просто сдался. До Джоны дошло: он уже пытается истолковать факты каким-то немыслимым образом, лишь бы не отказываться от прежних версий. А это неправильно – и ни к чему толковому не приведет.

Историю болезни Макса Данлэпа он тоже изучил. Просто на всякий случай, ведь судьба Макса сложилась иначе. Но ведь в фильмах и книгах прорыв как раз случается там, где его не ждали, на случайной ошибке, допущенной преступником… Может, Макс и был такой ошибкой?

Если и был, на его медицинской карте это никак не отразилось. Лечение Макса принципиально отличалось от лечения Дерека и Виктора: он был очередным экспериментом, пересаживать ему лицо никто не собирался.

Кстати, об этом… До Джоны только сейчас дошло, что все они сосредоточились исключительно на погибших пациентах. И ведь это было логично, суть преступления – в убийстве! На этом фоне доноры отошли на второй план. Но теперь, когда остальные версии отпали, Джона решил проверить и их.

Сведения о донорах хранились даже в большей секретности,