чем материалы о пациентах. Умение находить доноров, причем порой доставляя из разных стран, было одной из главных особенностей клиники. Джона подозревал, что тела не всегда привозили законными путями, однако помалкивал об этом. Желающих проверить работу Александра Фразье всегда было немало – если они ничего не нашли, значит, все в порядке.

Так что он обычно запрашивал лишь строго необходимые данные о донорах. Ему так было спокойней: Джона предпочитал рассматривать их не как людей, а как набор медицинских материалов – с верой в это ему лучше спалось по ночам.

И вот теперь он хотел узнать все. Он направился к стеллажу, в котором хранились истории болезни доноров, которых удалось добыть клинике. Истории тех, кого использовали для лечения Виктора и собирались использовать для лечения Дерека, тоже там были. Того самого редкого донора, о потере которого так сокрушался на собрании Алексеев…

С картами доноров все было в порядке. Может, при транспортировке и допускались какие-то мелкие огрехи, но в целом Фразье предпочитал вести свой бизнес исключительно честно. Джона почти сдался… а потом все-таки заметил подвох.

Кто-то другой упустил бы эту деталь, потому что документы действительно были безупречны, однако Джона не ограничивался документами – за операцией Виктора он наблюдал лично, потому что та операция была уникальной, многие врачи захотели на нее посмотреть. То, что он видел своими глазами, не сходилось с тем, что записали в карту. И вот это как раз было чертовски подозрительно – куда подозрительней, чем версия Ольги о коварных фармацевтах.

Звук открывающейся двери застал молодого врача врасплох. Джона понимал, что архив доступен всем медикам, запереться изнутри он не имел права. И все равно он вздрогнул так, что чуть не уронил медицинскую карту. На какой-то безумный миг ему показалось, что это люди Алексеева пришли за ним, они ведь на что угодно способны…

Но нет, толпы вооруженных головорезов на пороге не наблюдалось. Вместо них в архив вошла Танг Сун-Ми. И Джона выдохнул бы с облегчением, если бы не один нюанс: Ольга успела намекнуть, что с этой женщиной тоже не все понятно.

Доктор Танг всегда держалась сама по себе. С коллегами она была вежлива ровно настолько, чтобы ее не в чем было упрекнуть. С пациентами говорила строго по делу, поддержать эмоционально не пыталась, оставляя это на медсестер. Операции она проводила неплохо, даже организовывала собственные исследования; если ее о чем-то просили по работе – не отказывала. Однако неприятные слухи за ней все равно тянулись. Медицинское сообщество – мир неограниченный, а все-таки маленький. Да и сама Сун-Ми никогда не отрицала, что виновна в гибели пациентки.

При сложных операциях гарантий не было никогда и ни у кого. В одних клиниках на этом старались не акцентировать внимание, в клинике Святой Розы всех честно предупреждали – и передавали на подпись официальное согласие на любой исход. Джона тоже проходил через смерть пациентов, и хотя ничего хорошего в этом не было, винить себя до конца дней он не собирался.

Но одно дело – смерть из-за стечения обстоятельств, по воле природы, когда ты ничего уже не можешь изменить. Другое – смерть из-за твоей ошибки. В деле Сун-Ми вроде как обозначился второй случай. Она погубила пациентку, однако наказания за это не понесла. Чтобы избежать судебного преследования, врач сменила штат и поступила на работу к Александру Фразье, который умел улаживать такие вопросы.

Если так, она действительно была ему должна. Вопрос в том, как далеко она готова была зайти, чтобы выплатить этот долг.

Джона до последнего старался убедить себя, что ее визит в архив – просто совпадение. Однако долго заблуждаться Танг Сун-Ми ему не позволила – она сама подошла к столу, за которым работал Джона, наклонилась и тихо сказала:

– Я не знаю, что происходит, но слышала, что сюда вызывают людей Алексеева. Вроде как дежурный возле архива что-то передал им, и они засуетились.

– Не понимаю, о чем вы, – нахмурился Джона.

– А я думаю, понимаете. Я давно уже заметила, что в клинике творится нечто странное. То, что произошло с Данлэпом, стало последней каплей. Да, когда-то мой пациент был наркозависим, а потом перешел в стойкую ремиссию. Он много работал над собой, однако за пару недель кто-то свел эту работу на нет, снабжая его наркотиками. Сначала по чуть-чуть, чтобы посадить его на поводок, ну а потом такой дозой, которая окончательно расплавила ему мозги.

– И вы, конечно же, не имеете к этому отношения?

– Представьте себе. Но Данлэп вряд ли кого-то интересовал, его сделали частью той цепи событий, которая унесла жизни еще двух пациентов. Вы как-то связаны с этим, я вижу… Я ничего не понимаю да и не берусь сразу в этом разобраться. Но я на вашей стороне.

– Почему я должен в это верить?

– Потому что вы ввязались в эту историю после того, как серьезно пострадала ваша пациентка, – напомнила доктор Танг. – Мне близок такой подход. Мы собраны здесь для того, чтобы помочь людям, так или иначе.

– Звучит очень благородно – если бы не ваша репутация…

– Поверьте, вы мало что знаете о моей репутации.

– Слухи распространяются быстро.

– Но распространяются кем? – парировала Сун-Ми. – И для чего? Чтобы предупредить бедных врачей, что со мной, злой и страшной, связываться нельзя? Или чтобы вызвать ко мне недоверие по умолчанию, потому что я всегда остаюсь на стороне пациентов?

– Не похоже, что вы остались на стороне той пациентки, которая погибла…

– Как ни странно, именно так все и было.

Танг Сун-Ми никогда не оправдывалась. Джона не раз слышал, как другие медики пытались вывести ее на разговор о прошлом, а она всегда очень вежливо и дипломатично сворачивала тему.

Однако сейчас она молчать не стала. Это могло означать одно из двух: либо Сун-Ми искренне хотела помочь, либо ей позарез нужно было заманить Джону в ловушку, вот она и изображала откровенность. Он пока с выводами не спешил, он просто слушал.

Вся жизнь доктора Танг была посвящена работе. Это не стало осознанными решением, просто так получилось. В молодости Сун-Ми была помолвлена с мужчиной, которого действительно любила – искренне, всей душой. Но он поставил условие: после свадьбы она должна сосредоточиться только на доме и будущих детях, никакой работы. Он знал, что встречается с молодым врачом, только-только завершившим сложное обучение. Он готов был оплатить ее студенческий кредит, однако не позволить ей проводить дни в больницах.

Он был уверен, что требование она выполнит. Ведь женщина всегда выбирает любовь, не так ли? Так