я, что вас интересует. И изо всех сил пытаюсь показать, что поднимать эту тему не надо. Но вам ведь прям загорелось… Ладно, давайте начистоту, раз так.

— Знак, позволяющий стрелять в далёкие миры, ведом лишь тебе, — подал голос Разумовский.

— Верно.

— Он нужен нам.

— Но вам он не ведом.

— Именно так. Владимир, не притворяйся, будто не понимаешь.

В тяжёлом молчании я обошёл императрицу и, как она в прошлый мой визит, встал у окна. Заложил руки за спину, окинул взглядом залитый не по-зимнему ярким солнцем Санкт-Петербург.

— Нет.

— Что вы хотите сказать? — холодно спросила государыня.

— Я не хочу сказать. Я говорю. Нет, этого Знака вам не получить.

— Это следует расценить как предательство?

— Не мне диктовать вам, как относиться к моим словам и поступкам, ваше величество. Я в вашей власти. Как дворянин и как охотник. Когда и если возникнет необходимость использовать это оружие, вы легко сможете меня найти.

— И решение, нужно ли его применять, будете принимать вы? — Холод в голосе императрицы превратился в стужу.

— Я хочу, чтобы мой голос в этой ситуации был услышан.

— Владимир, ты неправ. — Разумовский подошёл ко мне сзади. — Ты демонстрируешь её величеству недоверие. Это оскорбление.

— Я думаю, что её величество очень мудра. Достаточно мудра, чтобы понимать: она не будет занимать престол вечно. Она не может отвечать за тех, кто придёт после неё. Не может отвечать за тех, кто её окружает. Вы помните, что при моём участии мы выловили троих предателей из этого дворца. Один из которых был министром. Знак, попав в нечистые руки, может привести к катастрофе. Знак, перенесённый мастером на амулет, может сработать и в руках не охотника.

— Завершите свою мысль, — попросила государыня.

— Вам, полагаю, известна русская пословица о том, что не нужно складывать все яйца в одну корзину. Я предлагаю себя в качестве хранителя Знака.

— Смею заметить, вы тоже не вечны, господин Давыдов.

— Справедливое замечание. Позвольте исправить формулировку: я предлагаю свой род в качестве хранителя Знака. В конце января я планирую заключить брак с Катериной Матвеевной Головиной.

— Значит, вы сможете воспитать своих детей так, чтобы им можно было доверить Знак. А я — нет?

— А вас, ваше величество, воспитывали родители?

Молчание.

— Мы живём в интересном мире, ваше величество. Государственная элита воспитывается специально нанятыми людьми, и дети сызмальства становятся мишенями для интриг. Род Давыдовых, разумеется, тоже не последний в столбцах. Как и род Рюриковичей… Но я в первую очередь охотник, а не аристократ. А охотники — люди простые. И воспитанием своих детей я буду заниматься исключительно сам. Пусть мой дар и не передастся им, но всё равно они будут охотниками.

После долгой тишины государыня-императрица спросила:

— Интересно понять, кто же воспитывал вас, Владимир Всеволодович.

Я улыбнулся едва заметному своему отражению в оконном стекле.

— Жизнь, ваше величество.

— Что же вы называете жизнью? Двадцать лет в неподвижности в крестьянской избе? Или неполный год бесконечных боёв?

— И то, и другое. И третье.

* * *

— Да уж… — сказал Разумовский, осушив первую кружку в кабаке. Посмотрел на меня, как на сумасшедшего и покачал головой. — На волоске от смерти был.

— Я-то?

— Ну не я же! Так говорить с её величеством!

— Всё же хорошо закончилось.

— А могло закончиться очень плохо!

— Знаешь, чем аристократическая система общественного устройства отличается от, например, демократической?

— Просвети меня.

— Просвещаю. Демократия подразумевает власть большинства. А аристократия — власть лучших.

— И поэтому ты позволил себе отказать её ве…

— Цыц, Никита, давай без величеств. А то вон, вокруг уже уши вострят.

Разумовский спохватился и изобразил какой-то Знак, скрывающий беседу от лишних ушей.

— Так вот, — продолжил я, когда шум кабака стих, — если аристократ бездумно подчиняется — это очень фиговый аристократ.

— Хорошо сказано…

— Уж как пришлось. Если её величеству захочется пообщаться с кем-то, кто будет только кланяться и трепетать — она сможет затребовать себе любого крестьянина или работягу из мастерской Ползунова. Ожидать того же от графа Давыдова она не могла.

Разумовский вздохнул и поднялся.

— Выпью, пожалуй, ещё. А ты что же?

— Я? Не, я пока — пас. Печень берегу.

— Для чего же?

— Да у меня тут триплет свадебный намечается.

— У-у-у… Кстати говоря. Уже решил, где венчаться будете?

— Только не говори, что её величество что-то предлагает.

— Нет-нет, просто интересуюсь.

— Решил, — усмехнулся я. — Приглашение примешь?

— Конечно! — беззаботно согласился Разумовский и отправился за пивом.

Наивный чукотский юноша… Ну что ж, надеюсь, отец Василий будет рад таким гостям. А уж гости-то как рады будут…

* * *

Первым женился Глеб. В Полоцке. Было простенько, но со вкусом. В качестве гостей со стороны жениха выступали только охотники, но зато их было дофигища. Глеб объяснял это тем, что, в силу профессии, кроме охотников, почти ни с кем не общается, а выбирать кого-то особенного из тех, с кем каждый день плечом к плечу жизнью рискует — это вообще как-то по-свински.

Опять же, после недавнего большого мочилова Глеб поимел такое количество костей, что экономить на мероприятии не видел смысла. Как разумный человек, деньги он вложил не в корявые понты, а в бухло и еду.

Три дня гудел Полоцк. И за все эти три дня ни одна тварь не сунулась к стене. Твари затаились. Они переживали наступление новой эпохи — эпохи безоговорочного господства людей. Людям же пока было не до них. Но это только пока. Лично я до тепла отдохну, а потом — уж извиняйте. Дело надо заканчивать. Вон, в Египте, говорят, люди с пёсьими головами живут. Как таких не порубать? Обязательно надо порубать, думаю, и Неофит со мной отправится с огромным удовольствием.

— Владимир? — бубнил мне на ухо Глеб на исходе третьего дня, когда я тащил его домой на своём горбу.

— Аюшки?

— А я женился?

— Что-то такое было.

— Вона как жизнь-то обернулась…

— И не говори…

Молодая жена встретила нас в дверях дома. На лице её была написана лёгкая растерянность. Она пока не очень понимала, как на вот такое реагировать.

— Привыкай, — сказал я, свалив Глеба на кровать. — Так иногда будет. Охотник, не хухры-мухры. Но зато если вот сейчас из угла какая-нибудь кикимора на тебя кинется — тут же вскочит, и ни в одном глазу.

— Глеб очень хороший, — уверенно заявила девушка.

— Да знаю.

— Нет, не знаете. Вот я — точно знаю.

— Ну, совет да любовь, чё. На чай не напрашиваюсь, у самого дома самовар ждёт. Совет только один позволишь дать? Самый важный, насчёт семейной жизни.

— Пожалуйста…

— Кружку с водой